История философии (Учебник)

Претендуя на единственно верное истолкование Христова откровения, Толстой учил, "что любовь исключает меч; что всякое сопротивление злодею силою есть озлобленное и преступное насилие; что жизненное и патриотическое дезертирство есть проявление святости...". Осуждая внешнюю борьбу со злом как "неестественную и неплодотворную", он, правда, не отрицал возможность самопринуждения, т.е. насилия "духа над плотью" в пределах только своего тела. Насилие же, направленное на другого, объявлял грехом, на том основании, что любой другой человек сам способен к верному "самоуправлению изнутри". Всякая попытка пресечь зло, исходящее от деяний других людей, рассматривалась Толстым как вторжение в Божие дело и даже прямое отрицание Бога. "Лучше умереть или быть убитым, - учил он, - чем пустить в ход насилие". Если учесть, что белогвардейцы чтили православную веру, то легко представить, какие духовно-душевные муки испытывали многие из них, приняв учение Толстого и одновременно подняв меч борьбы. Ильин в заостренной форме ставит вопросы, передающие суть данной трагической ситуации: "Может ли человек, стремящийся к нравственному совершенству, сопротивляться злу силой? Может ли человек, верующий в Бога ...не сопротивляться злу мечом и силой?"

Чтобы дать ответ на поставленные вопросы, Ильин определяет предварительно сущность зла и его "местонахождение": "зло начинается там, где начинается человек", и истинное местонахождение его - не человеческое тело, а "душевно-духовный мир". Сущность зла в отвращенности от Божественного. Внутренне сопротивляться злу учит всякая зрелая религия, в особенности восточное православие, которое в лице своих аскетов (Антония Великого, Макария Великого, Ефрема Сириани-на, Иоанна Лествичника) дало образцы внутренней "брани" со злыми помыслами в длительном религиозно-нравственном самоочищении души. Эти процессы духовного самовоспитания всегда сопровождаются самопринуждением. Неспособность человека к душевному и телесному ограничению с помощью самопринуждающей воли является причиной многих зол: лени, дурных привычек, азарта, запоя и т.д.

Становление внутренней культуры человека невозможно без самопринуждения. До этого пункта взгляды Ильина и Толстого совпадали. Дальше начинались расхождения: Толстой осуждал борьбу с внешним злом, Ильин признавал ее на том основании, что есть люди, которые каждым своим поступком доказывают неспособность самоуправлять своей волей и направлять ее на искоренение зла внутри себя. Это внутреннее зло (жадность, корысть, жестокость и т.д.), направляясь во вне, становится причиной горя и страданий других людей, что делает оправданным применение внешнего, вначале психического, принуждения по отношению к автономной воле "злых" людей, с целью помочь им активизировать собственные духовные усилия на борьбу с внутренним злом. Но психическое понуждение извне зачастую оказывается малоэффективным и тогда остаются два исхода: или предоставить людям свободу в их злодеяниях, или прибегнуть к физическому принуждению, которое Толстой считал злом и путем дьявола.

Всегда ли физическое принуждение является насилием, а следовательно, злом? На этот вопрос Ильин отвечал категорично: "Нет", проводя различие между принуждением и насилием. Насилие есть деяние необоснованное, произвольное, преступающее рамки дозволенного. Оно исходит из злой души и направляет на зло. Принуждение же исходит от доброжелательной души и цель его - понудить неокрепшую в моральном плане душу к благу. Нравственная ценность внешнего физического принуждения зависит "от состояния души и духа физически воздействующего человека". Ильин ни в коей мере не считал физическое принуждение главным средством борьбы со злом. Ведь зло, с его точки зрения, имеет душевно-духовную природу, а потому победить его, превратить в добро можно только из глубины собственных духовных усилий.