Для многих людей очень трудно верить в Бога. Некоторые из них считают, что сознают скорее отсутствие Бога, чем его присутствие. Даже если Он существует, Он как будто скрывает себя, нежели открывает. Даже те, кто не считают идею Бога утратившей всякое значение, могут чувствовать, что человеческое существование и история отчуждены от Божественного. С другой стороны, физический космос, хотя его существование теперь вполне очевидно, также чужд человеку в том смысле, что он безразличен к его идеалам, надеждам и стремлениям. Это уже не геоцентрическая, то есть, по существу, антропоцентрическая система прошлого, а необозримая Вселенная, в масштабах которой человеческая история и существование кажутся преходящими, случайными событиями. Если же человек пытается в поисках убежища обратиться к обществу, он находит могущественные силы, угрожающие его свободе и стремящиеся даже его ум превратить в объект жесточайшей тирании. И это не только вопрос пропасти между коммунистическим и демократическим миром. В самом демократическом мире существуют не только различия убеждений, политических идей и целей, но и силы, угрожающие подорвать социальную структуру в том виде, как мы ее знаем. Едва ли человек может найти в обществе и социальной традиции ответы на переполняющие его вопросы о вере, ценностях и поведении. Индивид стал загадкой даже для самого себя. Ему, например, сказали, что его сознательная жизнь есть проявление скрытых бессознательных влечений, импульсов и потребностей и что Я, как оно представляется сознанию, может оказаться разделенным внутри самого себя. Человек должен действовать, однако цели и правила действия неизвестны. Бог, если он существует, сокрыт; физический космос безразли
166
чен; общество разделено; человек загадочен для самого себя. Такой человек был описан как человек в состоянии отчуждения. И именно к нему, кажется, в первую очередь обращено послание экзистенциалистов. Ясперс, например, показывает, как можно сохранить связь с трансцендентным перед лицом крушения всех земных надежд и идеалов. Он предлагает нам постхристианскую религиозную философию, поскольку, как мы уже говорили, его "философская вера" не совпадает с христианской верой и для него сохранить связь с трансцендентным можно даже при крахе христианства. Сартр адресуется к тем, для кого "Бог умер". Он обращается к тем, кто утратил веру в Бога и обязательный моральный закон, к индивиду, который повернут к самому себе и должен действовать в таких условиях. Камю обращается к тем, для кого мир абсурден, для кого человеческое существование и история не имеют значения, но кто все же вынужден действовать в этом абсурдном мире. Хайдеггер и здесь составляет исключение, поскольку, как вовлеченного в онтологические исследования, его можно считать пишущим для профессоров философии и их студентов. Однако тот Хайдеггер, который оказал влияние на массы, есть философ, который говорит о "заброшенном" в мир индивиде, которому надо выбирать между подлинной и неподлинной экзистенцией в мире, где "отсутствует" Бог.
Можно сказать, что я чересчур драматизирую ситуацию. На практике большинство людей принимают вещи таковыми, каковы они есть, действуют более или менее в соответствии с общепринятыми правилами, погружены в повседневные хлопоты и не заботятся о разрешении экзистенциальных проблем. Число людей, думающих о тех же проблемах, что Кьеркегор или
167
Унамуно, ограничено. Большинство просто пассивно усваивает идеи своего социального круга. Именно против этого и восстают экзистенциалисты. Это не означает, что они требуют от каждого вести героическую жизнь или отождествляют подлинное существование с эксцентричностью в обычном смысле слова. "Рыцарь веры" Кьеркегора ничем не отличается от остальных, кроме своей внутренней позиции. Однако, чтобы облегчить обретение подлинной экзистенции, они пытаются сокрушить социальное сознание и мышление толпы, для того чтобы пробудить индивида для видения своего экзистенциального положения и своей ответственности и возможностей как свободного индивида. В этом, по-моему, заключается одна из причин того, что они используют столь драматичный и эмоционально окрашенный язык. Во многих случаях они делают это, чтобы привлечь внимание к давно известным истинам, которые до поры не осознаются как глубоко затрагивающие каждого. Например, каждый знает, что "все когда-либо умирают". Но одно дело знать, что все когда-то умирают, и другое - осознать, что лично я с самого момента рождения начинаю приближаться к смерти, видеть в этом знак моей конечности и живо осознавать проблемы значимости и ценности человеческих надежд и идеалов, как вытекающие из конечности и ее последствий. И если автор хочет воодушевить человека жить sub specie mortis [1], вместо того чтобы сделать это, как Спиноза, sub specie aeternitatis [2], он, вероятно, будет использовать эмоциональный язык, чтобы преодолеть человеческую инертность.
1 Под знаком смерти (лат.). 2 Под знаком бессмертия (лат.).
168