Необходимо также иметь в виду «Второе платоновское письмо», толкование которого провоцировало подобного рода концепцию трех иерархически соподчиненных начал (312е: „Все тяготеет к царю всего, и все совершается ради него; оно — причина всего прекрасного. Ко второму тяготеет второе, к третьему — третье”). «Второе письмо» и было, вероятнее всего, специально добавлено к группе сочинений Платона, чтобы подчеркнуть пифагорейский характер платоновского учения. Решительность, с которой формируется пифагорейский характер платонизма, заставляет обратить на себя внимание в той же мере, в какой для этого периода все более необходимым оказывается обращение к платоновским текстам. Именно с пифагореизмом оказывается связана сакрализация образа Платона и корпуса его текстов, а также тот специфический акцент в понимании его учения, который в конечном счете позволяет платоникам придать иерархии универсума действительно универсальный характер и охватить не только всю сферу бытия, но и его вышебытийный исток, а также его не досягающую бытия низшую границу.
Школьная разработка платонизма,
отмеченного сильным пифагорейским влиянием, представлена в многочисленных сочинениях Плутарха Херонейского, традиционно объединяемых под общим названием «Моралиа». Эти сочинения помимо всего прочего позволяют представить жанровое разнообразие школьной литературы этого периода. У Плутарха мы находим толкование отдельных проблем, вызванных платоновскими текстами («Платоновские вопросы», отдельные пассажи в «Пиршественных вопросах»), специальное рассмотрение больших фрагментов платоновских текстов («О происхождении души в “Тимее”»), полемику с эпикурейцами и стоиками, а также разработку отдельных тем, традиционно входящих в поле зрение школьной философии («О добродетели и порочности», «Можно ли научить добродетели», «О удаче», «О роке», и пр.), причем часть из них рассматривается в жанре “двойных речей”, то есть парных рассуждений “за” и “против” («Об удаче или доблести Александра»). Ряд текстов представляют собой аллегорическое и символическое толкование мифа или знаменитых изречений («Об Изиде и Озирисе», «Об “Е” в Дельфах»).Тексты Плутарха, в значительной степени сохранившиеся целиком, показывают вероятное хождение и распространение идей платонизма и их школьной разработки: Плутарх учился в Афинах у некоего Аммония,
прибывшего из Александрии. Если учесть, что восстановление пифагорейски окрашенного платонизма было начато Евдором Александрийским, этот факт представляется немаловажным. Рядом с корпусом сочинений Плутарха в меньшей изоляции, в частности, оказываются более ранние сочинения Филона Александрийского (ок. 25 г. до н.э. — ок. 50 г. н.э.), явно прошедшего школьную выучку стоически окрашенной антиаристотелевской платонической ориентации в Александрии и сумевшего распространить традиционные для платоновской и пифагорейской традиции методы аллегорического толкования на экзотическую для греко-римской образованности группу текстов «Пятикнижия Моисеева», но практиковавшего также и школьную разработку традиционных тем школьной философии («О добродетели», «О созерцательной жизни», «О промысле», «О вечности мира», и пр.). Филон оказал исключительное влияние на формирование христианской мысли, но также и для языческой философии его фигура чрезвычайно показательна: в лице Филона мы впервые сталкиваемся с открытостью школьной философии для новых текстов, позволяющих существенно расширить духовный горизонт поздней античности. Позднейшее понимание пифагорейцем и платоником Нумением Платона как Моисея, говорящего по-аттически, было принципиально подготовлено деятельностью Филона.Оснащение школьного платонизма учебными пособиями
В пифагореизме также явственно обнаруживается стремление ввести платонизм в рамки строгой школьной организации, для чего было необходимо опереть платонизм на четкую систему наук,
в первую очередь тех, необходимость которых для воспитания философа признавал сам Платон.В первой половине II века появляется сочинение Феона Смирнского
«Изложение математических учений, необходимых для понимания Платона». Оно тем более показательно, что по существу представляет собой компиляцию: пассажи из перипатетика Адраста Афродисийского чередуются с выдержками из Трасилла. Однако сама потребность истолковать корпус текстов на основе набора определенных дисциплин чрезвычайно показательна.