Спустившись с идеальных логических высот на грешную землю, продолжает Витгенштейн, мы сталкиваемся с такой картиной. В мире живут реальные люди. Из их разнообразной совокупной деятельности складывается социальная жизнь. Общение, взаимопонимание людей в процессе их деятельности осуществляется с помощью языка. Люди пользуются языком для достижения различных целей. В отличие от своей прежней позиции, Витгенштейн больше не считает язык обособленным и противостоящим миру его отражением. Он рассматривает его с совершенно иных позиций: как речевую коммуникацию, неразрывно связанную с конкретными целями людей в конкретных обстоятельствах, в процессах разнообразных социальных практик. Иначе говоря, язык мыслится теперь как часть самого мира, как “форма социальной жизни”.
Согласно новому взгляду Витгенштейна, язык — такая же часть нашей жизнедеятельности, как еда, ходьба и т. п. Речевые акты совершаются в реальном мире, предполагают реальные действия с реальными предметами. Признается, что необходимыми условиями коммуникации являются два взаимосвязанных процесса: понимание языка и его употребление. На первый план в “Философских исследованиях” выдвигается прагматический аспект языка, полностью исключавшийся из рассмотрения в “Логико-философском трактате”.
Акцент на употреблении языка в множестве конкретных ситуаций подчеркивает его функциональное многообразие. Нужно в корне преодолеть представление, настаивает Витгенштейн, что язык всегда функционирует одинаково и всегда служит одной и той же цели: передавать мысли о вещах. Витгенштейн теперь всячески подчеркивает чрезвычайное многообразие реальных употреблений языка: вариации значений, полифункциональность выражений, богатейшие смыслообразующие, экспрессивные и другие возможности языка.
Одной из существенных особенностей этой лингвистической философии стал отказ от единой, основополагающей логической формы языка. В “Философских исследованиях” подчеркивается многообразие употреблений “символов”, “слов”, “предложений” и отсутствие единой логической основы разнообразного мыслительно-речевого поведения людей. Принимается, что каждый вид деятельности подчиняется своей собственной “логике”.
Для установления факта языкового многообразия не требуется особой проницательности. То, что языки сложны и включают в себя многообразие видов деятельности, непосредственно очевидно. Но все это реалии жизни. А ведь большинству философов долгие века философия представлялась царством “чистой” отвлеченной мысли, высоко парящей над суетой повседневности. Витгенштейн теперь думает иначе. Ему становятся близки мотивы прагматизма, античной софистики, философии жизни. Более того, на новом витке творчества он осознает: серьезные концептуальные замешательства могут быть вызваны едва заметными различиями в употреблении выражений. Тонкие языковые дистинкции значений, смысла слов и фраз становятся для него важнейшим методом анализа.
Прагматический поворот.
Что предложенная им логическая модель знания—языка искусственна и далека от практики речевого разумения, Витгенштейн понял к началу 30-х годов. Наиболее серьезным изъяном своей идеализированной модели философ считал то, что она не отражает — пусть даже схематично — принципиальных механизмов реального речевого разумения. Поэтому Витгенштейн выбирает иной, в каком-то смысле даже противоположный первому, исследовательский путь.Теперь Витгенштейн трактует язык не как противопоставленный миру его логический “двойник”, а как набор многообразных практик или “форм жизни”. Философ разъясняет, что все привычные действия языка (приказы, вопросы, рассказы и прочие) — часть нашей естественной истории, как ходьба, еда, питье, игра (§25). Язык понимается как живое явление, бытующее лишь в действии, практике коммуникации. Подчеркивается: знаки в звуковом, письменном, печатном виде — мертвы. Но для того чтобы вдохнуть в них жизнь, вовсе не нужно всякий раз добавлять к ним нечто духовное: жизнь знаку дает его применение!
Таким образом, значение знака толкуется как способ его употребления. Этот подход характеризуют как функционально-деятельный.