История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 3: философия XIX — XX в.

Между тем на Западе, продолжал Топорков, все более наблюдается “помрачение кумиров”, там нет положительных идеалов, нет обобщающих идей, духовных авторитетов и т. д. Дух и культура на Западе находятся “в ущербе”; в ничтожнейшем состоянии пребывает философия и литература. Все подобные выводы автор делал без анализа и доказательств. Но если бы он захотел привести их, то нашел бы в изобилии в самой постоянно самокритичной западной философии, резко осуждавший и духовное состояние “старушки Европы”, и прагматичного, занятого, де, лишь деньгами и бизнесом Нового Света. Так поддерживалась давняя, сохранившаяся и до сего дня антизападническая тенденция, оправдывавшая и увековечивавшая худшие черты российского изоляционизма и мессианизма, а также постоянно примитизировавшая несомненно противоречивое, но живое и полнокровное развитие стран Запада.

Впрочем, “западническая” модель, пусть менее популярная и оттесняемая на задний план сменявшими друг друга формами социально-политической конъюнктуры (от “славянофильского” патриотизма периода первой мировой через большевистско-коммунистическую враждебность к капиталистическим Европе и Америке до “антивестернизма” неонационалистов нашего времени), тоже не сходила со сцены российской культуры на протяжении всего XX в. Трагический парадокс: злая судьба, принявшая на этот раз форму большевистской власти, нанесла жесточайший удар и “неославянофилам” 1914 — 1917 гг., и интеллигентам-западникам, и представителям многих других оттенков русской мысли, либо уничтожив их, либо отослав насильственно в эмиграцию — все на тот же “продолжающий загнивать” Запад из так и не ставшей земным раем России. А там в трудном и противоречивом взаимодействии с западной мыслью продолжила свое развитие российская философия, что стало особенно важно и спасительно для философии религиозной и идеалистической, которая ушла в глубокое подполье на родине, где развился новый вид мессианизма, а именно коммунистически-большевистский. Однако и в условиях большевистской России ее историко-культурные связи с Европой и Америкой, т. е. с Западом, не прервались окончательно. Как бы ни были в этом отношении искажены и фальсифицированы в СССР образование и официальная культура, каким бы прочным ни оказался железный занавес — все же взаимодействие российского и западного духа продолжалось. Об издержках и потерях на этом труднейшем пути можно не говорить — они многочисленны и очевидны, не преодолены и до сих пор. И в пору, когда, казалось, рухнул железный занавес, обнажились рубцы от его многолетнего существования на теле российской культуры и в глубинах русских душ. Но это уже другая страница истории, и она потребует своего обстоятельного анализа, когда для этого накопится достаточный исторический материал.

Уже во время первой мировой войны, но в особенности в 20-е годы, когда на необозримых просторах бывшей Российской империи стал формироваться СССР, тема “Россия —Запад” по своей популярности и интересу для философии стала уступать место проблеме “ Россия и Восток”.

РОССИЯ И ВОСТОК. РОССИЯ КАК ЕВРАЗИЯ

Тема “Россия и Восток”, “Россия и “Азия” издавна поднималась в русской культуре. В России было достаточно известных авторов, университетских профессоров, которые по праву считались выдающимися исследователями и знатоками культуры, языков, философии народов Востока и других неевропейских регионов.

Однако справедливости ради следует отметить, что объединение или размежевание с Западом в проблематике “русского пути” всегда оставались на первом плане, тогда как теме “Россия и Восток” уделялось куда меньше внимания. Это было упущением не только потому, что Востоку история XX в. определила стать динамично развивающимся регионом, и за недостаток внимания к нему и к его связям с Россией пришлось, да и теперь еще приходится платить дорогую историческую цену. Была и другая, не внешняя, а внутренняя причина, требовавшая “повернуться лицом” к проблеме России и Азии: ведь сама Россия — это страна, населенная различными, в том числе и восточными народами; Россия, что стало тривиальным, но не всегда принимаемым в расчет фактом — страна, расположенная и на просторах (Восточной) Европы, и на значительной части азиатского материка. О том, сколь пагубным может оказаться пренебрежение к этим реальным геополитическим и демографическим обстоятельствам, с тревогой писал Достоевский в “Дневнике писателя”: миссия России, отмечал он, тесно связана с отношениями в азиатском регионе. “Да и вообще вся наша русская Азия, включая и Сибирь, для России все еще существует в виде какого-то привеска, которым как бы вовсе даже и не хочет европейская наша Россия интересоваться”; а ведь “Россия не в одной только Европе, но и в Азии ...русский не только европеец, но и азиат. Мало того: в Азии, может быть, еще больше наших надежд, чем в Европе. Мало того, в грядущих судьбах наших, может быть, Азия-то и есть наш главный исход!”³⁵.