История Финляндии. Линии, структуры, переломные моменты

Юхан Людвиг Рунеберг (1804–1877) начал свой путь национально-романтического поэта в 1830 г. Вскоре его стихи оправдали ожидания образованной общественности, которая ратовала за создание поэзии, отражавшей суть финской народной души. В бытность юным студентом в Або Рунеберг не мог не относиться критически к слишком угодливой лояльности по отношению к русским, но как доцент и поэт в Гельсингфорсе 30-х годов XIX в. — к тому же будучи женатым на Фредрике, дочери архиепископа Тенгстрёма, — Рунеберг освоил правила игры. В своей поэме «Стрелки лосей» (швед. Elgskyttarne, 1832) он изобразил суровые, но гармоничные будни крестьянства внутренних областей озерной Финляндии. Классически простой стиль Рунеберга стал непревзойденным отличительным признаком его творчества. Вершиной литературных трудов поэта явилась монументальная поэма «Рассказы прапорщика Столя» (швед. F"anrik Stals s"agner, 1848, 1860), в которой автору удалась трудная задача: воспеть патриотизм и самопожертвование финнов в войне 1808–1809 гг., не задев при этом российских властителей.

В свою очередь Элиас Лённрот (1802–1884) стал великим деятелем финской народной поэзии, издав «Калевалу» (1835, 1849). Вклад Лённрота не ограничивался тем, что он терпеливо записывал древние народные сказания в ходе своих странствий по внутренней Финляндии, а впоследствии их опубликовал. Подобно многим другим национальным эпосам, выходившим в Европе в XIX в., «Калевала» был создан как целостное произведение в большой степени его составителем. В 1831 г. Лённрот принял участие в учреждении Финского литературного общества, со временем ставшего ведущим центром национального пробуждения. В кругах, близких к этому обществу, ожидалось, что финская древность обретет собственное повествование. Таковым явился эпос «Калевала» Лённрота. Надо отметить, что финский язык «Калевалы» отличался такой сложностью, что вплоть до конца XIX в. образованная общественность знакомилась с этим произведением в основном с помощью шведских и немецких переводов.

В конце 40-х годов XIX в. идея о том, что в Финляндии сложилась особая нация, получила определенную поддержку образованного класса страны. В 1832 г. Рунеберг вместе со своими собратьями по перу основал газету «Хельсингфорс Моргонблад» (Helsingfors Morgonblad, «Гельсингфорсская утренняя газета»), до 40-х годов остававшуюся единственным в стране рупором национально настроенной интеллигенции. В 30-х годах XIX в. на финском языке стали издаваться две провинциальные газеты, «Оулун Виикко Саномиа» (Oulun Wiikko-Sanomia, «Еженедельные вести г. Оулу») и «Санансааттая Виипуриста» (Sanansaattaja Wiipurista, «Выборгский вестник»). Обе они были закрыты в 1841 г. по причине недостаточного количества подписчиков. Однако в том же году ученый кружок во главе с Лённротом основал языковедческий журнал «Суоми» (Suomi). Шведскоязычный журнал «Сайма», основанный Ю. В. Снелльманом в 1844 г., имел совершенно иное общественное значение, популяризуя радикальную языковую программу, которая еще в XX в. оставалась путеводной звездой общественного движения фенноманов.[14]

Юхан Вильгельм Снелльман (1806–1881) несколько лет прожил в Швеции и в Германии, где он воспринял идею либеральной прессы о связи между национальным вопросом и требованиями гражданского общества всеобщего равенства. Следуя этой идее, Снелльман толковал общественную философию Гегеля как основу для национализма с народными корнями. Естественной почвой для развития государственности могла стать нация, обладавшая языковым единством, то есть народ, говоривший на одном языке. Таким образом, благосостояние государства предполагало сознательные усилия по созданию национальной культуры, которая открыла бы каналы влияния народа. Снелльман видел проблему в том, что в Финляндии не существовало литературы на финском языке, способной стать оплотом высокой национальной культуры и общественного сознания. Когда Снелльман принялся издавать журнал «Сайма», он занимал всего лишь должность директора школы в маленьком городке Куопио в озерной части Финляндии, но выдвинутый им радикальный лозунг «Один народ — один язык» казался настолько революционным, что публикации в «Сайме» тут же вызвали живейшие дебаты в столичной прессе, побуждая единомышленников формулировать свои позиции.