История Фотогена и Никтерис

Девушка поспешила за светляком, который тоже искал выход. Хотя пути он не знал, однако светился в темноте; а поскольку свет един по своей сущности, любой источник света может привести к другому, более яркому. Даже если Никтерис заблуждалась, полагая, что перед ней - дух лампы, однако духовное родство объединяло светляка и лампу, и при этом светляк обладал крыльями. Золотисто-зеленая лодочка, влекомая светом, скользила впереди беглянки через длинный, узкий коридор. Затем неожиданно взмыла к сводам, и в то же мгновение Никтерис натолкнулась на уводящую вверх лестницу. Прежде девушке не доводилось видеть лестниц, и ощущение подъема явилось для нее новым и странным. Как только Никтерис поднялась на самый верх (по крайней мере, так ей показалось), светлячок погас и исчез. Вокруг девушки снова сомкнулась кромешная тьма. Но когда идешь на свет, даже исчезновение его знак, указующий дорогу. Если бы светлячок продолжал сиять, Никтерис заметила бы, что лестница повернула, и поднялась бы в спальню Уэйто; но теперь, идя наощупь и прямо, пленница оказалась перед запертой дверью. После долгих попыток девушке удалось, наконец, отодвинуть задвижку - и Никтерис застыла на месте, растерянная, потрясенная, охваченная благоговейным восторгом. Что же это? В самом ли деле вокруг нее такое, или что-то странное творится в ее голове? Перед ней оказался длинный и узкий коридор, что непонятным образом обрывался, а выше и со всех сторон открывались необозримые высоты, и просторы, и дали - словно само пространство вырастало из тесного желоба. В ее комнатах никогда не бывало настолько светло - светлее, чем если бы одновременно зажгли шесть алебастровых ламп. Эти покои, испещренные диковинными прожилками и бликами, очертаниями ничуть не походили на привычные стены катакомб. Никтерис оказалась во власти отрадного замешательства, блаженного изумления - словно в волшебном сне. Она не была уверена, стоит ли на ногах или скользит по воздуху, словно светляк, а в сердце ее бьется неизъяснимая радость, увлекая ее вперед. Но о наследии своем Никтерис знала еще очень мало. Она бессознательно перешагнула порог - и вот пленница, с самого своего рождения запертая в подземных пещерах, вступила в роскошное великолепие южной ночи, в зарево полной луны. Эта луна не походила на луну нашего северного климата, эта луна напоминала расплавленное в горне серебро; то был, вне всякого сомнения, шар, - не жалкий, далекий и плоский диск на синем фоне, шар нависал совсем близко к земле и чудилось, что достаточно запрокинуть голову, и взгляду откроется его обратная сторона.

- Вот моя лампа! - воскликнула Никтерис и застыла неподвижно, полуоткрыв губы и не сводя взгляда с луны. Девушке казалось, что так стоит она в немом экстазе с незапамятных времен.

- Нет, это не моя лампа, - проговорила она спустя некоторое время. Это - мать всех ламп.

С этими словами Никтерис пала на колени и простерла руки к луне. Она не смогла бы объяснить, что у нее в мыслях, но поступком своим девушка умоляла луну оставаться такой, как есть - тем самым великолепным, сияющим, невероятным чудом, укрепленном на недосягаемом своде, жизнью и отрадой бедных девушек, родившихся и выросших в пещерах. Никтерис словно воскресла - нет, словно впервые родилась на свет. Что есть необозримое синее небо, усыпанное крохотными искорками, словно шляпками бриллиантовых гвоздей; что есть луна, которая словно бы наслаждается собственным сиянием - об этом пленница знала куда меньше, чем вы и я! - однако величайшие астрономы мира позавидовали бы восторгам первого впечатления, полученного в возрасте шестнадцати лет. Впечатление это было очень и очень неполным, однако ложным быть не могло, ибо Никтерис видела глазами, к тому предназначенными, и прозревала то, что многим мешает подметить избыток мудрости.

Едва Никтерис опустилась на колени, что-то мягко заколыхалось вокруг нее, обняло девушку, погладило, приласкало. Девушка поднялась на ноги, но ничего не увидела и не ведала, что это, столь похожее на женское дыхание. Ибо даже о воздухе она не знала ровным счетом ничего, и никогда не дышала недвижной, только что народившейся свежестью мира. Воздух поступал к пленнице только через длинные витые каналы и отверстия в камне. Еще меньше знала она о воздухе ожившем - об этом трижды благословенном благе, ветре летней ночи. Словно вино души, ветер переполнил все ее существо пьянящей, чистейшей радостью. Дышать означало познать всю полноту жизни. Ей мнилось, что в легкие она вбирает свет. Во власти чар великолепной ночи, Никтерис ощущала, что в одно и то же мгновение она сокрушена и возвеличена.

Девушка стояла в открытом проходе или галерее, что шла вдоль всей внешней стены, между бойницами, но ни разу не посмотрела она вниз. Душа ее стремилась ввысь, к раскинувшемуся над головой своду с его лампой и беспредельными просторами. Наконец, Никтерис разрыдалась, и в сердце ее снизошел покой: так ночь обретает облегчение в грозе и ливне.