История Франции

После смерти Карла Великого в 814 г. в Европе сформировалась теократическая власть, главой которой был признан император; однако истинным хозяином положения стремилось стать духовенство. Конфликты между Людовиком Благочестивым и его сыновьями повторяли ссоры, происходившие между потомками Хлодвига. Династия Каролингов пришла к тому же финалу, что и династия Меровингов.

Язык и самосознание нации

Верденский договор 843 г. о разделе Империи является по-настоящему переломным моментом в истории Запада. О единстве больше не может быть и речи, отныне существуют три разных королевства: Франция, где королем стал Карл, Германия, где правит Людовик, и между ними — узкое буферное государство, вытянувшееся от Фландрии до Адриатики, где правит Лотарь, сохранивший титул императора.

Договор, заключенный в Вердене, впервые в истории был составлен не на латыни, а на французском и немецком, т. е. на тех двух языках, которые были понятны большинству солдат, присутствовавших на церемонии подписания.

Этот документ стал свидетельством о кончине Империи, хотя имперская идея продолжала жить, и одновременно — новым свидетельством о рождении Франции, Германии и даже Италии. Для Франции это событие стало третьим рождением страны, после восстания Верцингеторига и создания государства Хлодвига.

Когда речь идет об истории образования французских границ, то констатация факта составления Верденского договора одновременно на немецком и французском языках часто служит доказательством того, что именно с этого момента начинается собственная история для каждой из двух стран. Однако в данном случае не стоит преувеличивать роль языка: речь идет лишь об эффекте исторической памяти. Ибо при установлении границ между государствами фактор языка стал приниматься в расчет гораздо позднее, а именно в XIX в.; пример Швейцарии, Нидерландов, Австрийского Императорского дома свидетельствует о том, что языковой вопрос нисколько не повлиял на их возникновение как государств, а затем как наций. Накануне Французской революции области, где говорили по-фламандски, являлись частью Франции, а франкоязычные графство Эно и княжество Льежское входили в состав Священной Римской империи.

Совершенно ясно, что выдвижение языкового фактора как основы национальной идентичности нанесло бы вред созданию «французского единства». В соглашениях XVII в., где речь идет о Лотарингии, языковые различия вообще не упоминались ни в одном из протоколов.

Языковая аргументация, заодно с картографической, стала использоваться в качестве оружия именно в Германии (а затем и в Центральной Европе), главным образом в XIX и XX столетиях.

В 1870 г., отвечая Т. Моммзену на вопрос относительно Эльзаса и Лотарингии, Фюстель де Куланж писал: «Не раса и не язык разделяют нации. Когда люди связаны общностью идей, интересов, привязанностей, воспоминаний и чаяний, они сердцем чувствуют, что составляют единый народ».

Французская республика остается верной этому принципу, даже если в последние десятилетия во имя права на различие некоторые регионы и сообщества склонны подчеркивать злоупотребления, проистекающие из централизации и всеобщей унификации правил, обычаев, законов, территорий или языка.

Обязательное использование французского языка в делопроизводстве восходит к 1539 г., когда Франциск I принял ордонанс Вилье-Котре. По правде говоря, целью данного ордонанса были запрет на употребление латыни и предписание использовать вместо нее родной язык. Но в течение двух следующих веков королевская власть использовала этот документ, чтобы лишить Церковь ее бывших привилегий и установить главенство французского, языка французской администрации, особенно в тех провинциях, где родной язык мог стать источником сепаратизма, — в Эльзасе, во Фландрии или в Руссильоне во времена Людовика XIV.

После революции 1789 г. задачей новой власти стало сплочение народа: чтобы разъяснить смысл новых законов, депутат Луи Ру предлагает перевести их на местные наречия, сделав таким образом понятными для всех. Это предложение было, по сути, отклонено, поскольку посланные в провинции представители новой власти увидели, что местные языки являются не просто пассивным препятствием для проникновения новых идей, а подлинными очагами сопротивления, рассадниками контрреволюции. «Федерализм и суеверия говорят на нижнебретонском; эмиграция и ненависть к Республике говорят по-немецки; контрреволюция говорит по-итальянски, а фанатизм говорит на баскском языке», — писал во II год Республики Барер. Отказавшись от борьбы с местными наречиями, он предлагает назначить в каждую коммуну учителя французского языка, «чтобы тот мог обучать народ чтению и вслух зачитывать законы Республики».

Норманнские нашествия и их масштабы

Конец эпохи Каролингов, наступивший на фоне нашествий захватчиков, в том числе норманнов, был одним из тех эпизодов французской истории, когда повсюду царило чувство беззащитности.