История Франции

В XVIII столетии в целях предупреждения детоубийства и снижения количества брошенных детей королевская власть непосредственно финансировала парижский «Приют найденышей» и помогала подобным приютам в провинции. Речь шла о защите чести семей от позора внебрачного рождения. В Париже росло количество детей, получивших приют таким образом: 3150 человек — в 1740 г., 7676 — в 1772 г. Трудно понять причины такого увеличения, но, по всей видимости, их нельзя объяснить исключительно незаконностью или благоприятными условиями, предоставляемыми подобными приютами. Овернский интендант отмечал, что количество брошенных детей находится в прямой связи с динамикой цен на зерно; поэтому мотивом могла быть в равной степени нищета. В доказательство этого заметим, что детей иногда оставляли, прикрепив к пеленкам записку. В ней указывались некоторые сведения, по которым можно было узнать ребенка, потому что мать надеялась, что позже сможет найти своего малыша, хотя в действительности девять десятых из них умирало в первые годы жизни… Многие женщины полагали, что их детям будет лучше в приюте, чем в их мрачных лачугах.

Таким образом, раз уж матери оставляли ребенка, то они принимали помощь государства в его воспитании. Поручить ребенка заботам приюта уже не означало, что мать отказывается от него, оказавшись в отчаянном положении. Это означало ожидание того, что король и государство заменят родителей, чтобы освободить бедняков от слишком тяжелого для них груза.

Если ребенок оставался в семье и выживал, то очень скоро он начинал работать…

Я деньги матери принес
Всё — золото. Не тронь!
В моих руках они блестят:
За это две недели я
Работал день за днем.

Достиг я той поры, когда

Бедняк работает всегда
И игр больше нет.
Баклуши уж не для меня.
За дело! Ведь мужчина я:
Уж месяц мне семь лет[344].

Это стихотворение поэта Теодора Лебретона. Он родился в 1803 г., в семь лет начал работать волочильщиком на ситценабивной фабрике. В 1838 г. опубликовал первые стихотворения в «Ревю де Руан». Стихотворение основано на личном опыте. В этом «Утешении дитяти бедняка» не описываются ужасные условия, в которых работали дети; такая участь постигала не всех, конечно, но условия всегда были тяжелыми для этого возраста, как и для женщин. Старшие свидетельствуют о причинах такого рабства: «Двенадцатичасовой рабочий день для детей 9—12 лет не превышал пределы их сил… И если они не начнут работать в этом возрасте, следствием такого положения вещей будет значительное уменьшение средств для многих отцов семейства и для вдов, на попечении которых находится несколько детей», — утверждал прядильщик шерсти Лоран Бьетри, поступивший в девять лет «на фабрику достопочтенного Ришара Ленуара», где связывал нити.

Такие умонастроения преобладали тогда во Франции. И многие родители считали, что «ты будешь работать, как и я работал, сын мой».

Стремление к лучшей жизни у их потомков появилось не сразу, рождению этого чувства помогла школа. Но потеря предполагаемого дохода явилась тормозом, объясняющим также, почему дети с опозданием начинали ходить в школу, даже когда она стала бесплатной и обязательной.

Детский труд стал основным мотивом возмущения и сострадания только к середине XIX в., не раньше. Первым заговорил об этом Чарльз Диккенс в романе «Приключения Оливера Твиста» (1837–1839), затем Виктор Гюго в «Отверженных» (1862) и Альфонс Доде в «Джеке» (1876).

По правде говоря, детский труд появился вовсе не в результате развития промышленности. Во Франции, как и в соседних странах, дети работали либо в семье, особенно в деревне, либо поступали в ученичество юнгами или трубочистами. Мы называем только самые распространенные области, в которых были заняты дети.

Вскоре детей, как только у них появлялись соответствующие способности, стали использовать на промышленных предприятиях, чтобы помочь им обеспечить семью: ребенок мог работать «метателем» в производстве шалей, «волочильщиком» в производстве ситца, «мальчиком» в стекольном производстве, «подростком» на заводах. Однако на мануфактуре Сен-Гобен в 1823 г. возраст найма детей был ограничен: их нанимали только с десяти лет. А промышленник Кристоф Филипп Оберкампф отвечал типографским рабочим, чьей зарплате угрожала конкуренция детей, вопрошая: «Что бы вы делали со своими детьми? А так они сыты, вымыты, согреты»…

Однако настоящий перелом произошел с появлением в конце XVIII в. крупных прядильных мануфактур. На предприятии герцога Орлеанского, организованном в 1790 г., из четырехсот наемных рабочих 45 процентов составляли дети от пяти до шестнадцати лет и столько же — вдовы, не способные зарабатывать на жизнь иным путем.