История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Даже прочитав всю огромную массу свидетельских показаний, невозможно понять, почему все-таки так много высших офицеров армии слепо поверили в версию о виновности Дрейфуса, даже если они не любили его лично и евреев вообще. Несомненно, что основания считать Эстергази одним из подозреваемых были с самого начала. В основных фактах, относящихся к этому делу, нет никаких сомнений, но могли быть какие-то личные обстоятельства, которые никогда не станут известны. Без сомнения, многие честные солдаты считали, что доброе имя армии поставлено под вопрос перед всем миром и что лучше ради сохранения этого имени незапятнанным оставить одного жалкого капитана томиться на Чертовом острове, чем ради чести оплота Франции опозорить этот оплот судебными процессами. Однако суд по «делу Дрейфуса», помимо оправдания невиновного человека, оказал большую услугу Франции. Он выявил беспечность, разложение, а в некоторых случаях даже продажность французских офицеров определенного типа. Эти пороки нужно было вырвать с корнем, иначе страна пришла бы к новому Седану. К чести Третьей республики, эта необходимая работа была выполнена отважно и беспощадно. Офицерский корпус армии был очищен и оздоровлен; были установлены новые, более высокие стандарты исполнения профессиональных обязанностей. И когда наступил кризис 1914 г., армия находилась в руках гораздо более честных и способных людей, чем те, кто беспринципно сделал правосудие своим инструментом в 1894 г., а потом сам давал ложные показания, защищая несправедливость в 1898–1899 гг. Возможно, без «дела Дрейфуса» не было бы победы на Марне.

Крах этой попытки поддержать несправедливость стал последним ударом для монархистов. Было ясно, что агитацию националистов финансировали орлеанисты. Какой возмутительной и искусственной была эта антисемитская агитация, доказывает тот факт, что богатые спекулянты-евреи, вероятно, давали деньги роялистам на финансирование антисемитских газет, несомненно, рассчитывая получить очень большие проценты с этих сумм, когда «король» занял бы свой трон. После 1900 г. во Франции вряд ли осталось столько откровенных роялистов, чтобы они были ощутимой опасностью для республики.

Для клерикалов результаты «дела Дрейфуса» стали еще бо́льшим бедствием. Они неразрывно связали себя с «честью армии» и теперь поплатились за это. Французский клерикализм стал таким безнадежно политическим, что попытки папы Льва XIII, весьма дальновидного и благоразумного политика, вытащить французских клерикалов из союза с монархистами, в котором они запутались, имели лишь слабый успех. В 1802 г. папа направил французским католикам послание, в котором предупреждал их, что церковь не должна быть верна какой-либо одной конкретной форме правления и что они, как хорошие граждане, должны быть лояльными по отношению к Третьей республике. Лишь часть клерикалов исполнила это наставление, по-видимому, честно. Остальные, кажется, отвергли его и следовали ему лишь настолько, чтобы не бросать открыто вызов своему святому отцу. Таким образом, когда французская католическая церковь вошла в ХХ в., слова «клерикал» и «роялист» в устах народа означали если не совсем, то почти одно и то же. А потом на духовенство обрушилась надолго задержавшаяся буря.

Эти слова написаны слишком вскоре после отделения французской католической церкви от государства. О нем еще невозможно говорить только как о прошлом и ответственно, как должен поступать историк. Вероятно, большинство американцев похвалят или осудят то, что было сделано во Франции, с 1901 по 1907 г., в зависимости от того, протестанты или католики они сами. Правда, очень многие католики с радостью признают, что надо было изменить прежнее положение, когда церковь находилась под контролем светского правительства, когда многие входившие в него политические лидеры были свободомыслящими, или не верящими в Бога социалистами, или же протестантами или евреями.

Вскоре рабочий союз французского правительства и папского престола, возникший еще в VIII в. в дни Пипина, был грубо разорван, и к началу Великой войны обида потерпевших сторон еще не вполне угасла. Однако конкретно спор между Третьей республикой и церковью произошел из-за огромного множества мелких формальностей и из-за вопросов, понятных только французам, а потому автору было бы очень трудно, углубившись в подробности, сохранить при этом ясность изложения. И ради этой ясности, и ради беспристрастия будет лучше еще раз ограничиться только обнаженными до предела фактами.