Читаем История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк полностью

Около 1170 года один нормандский поэт противопоставлял обитателей «бокажей» (окультуренных ландшафтов) и обитателей «равнин». Первые живут в замкнутых пространствах, отделенных друг от друга изгородями, их хозяйства разбросаны далеко одно от другого, узы солидарности там слабее; по большей части в тех краях почвы неплодородны, туда пришли поэтому последние волны колонизации. Вторые, люди равнин, занимают широкие и светлые пространства, застроенные большими деревнями. А романы, которые читали вслух в домах знати, повествовали о еще более глубоком контрасте между двумя мирами. В одном из них — ухоженные, приведенные в порядок земли. Этот порядок здесь поддерживают священники, воины и находящиеся в их услужении люди — управляющие, сборщики налогов, крупные арендаторы, а также наполовину независимые от них предприниматели — мельники и кузнецы. Церковь, замковая башня, люди в услужении — три порядка — сословия. Действительно, вновь возникает идеология трех дополняющих друг друга функций, которую сформулировали епископы Камбрейский и Лаонский полтора века назад. В эту эпоху завершается обустройство сельской местности, имевшее целью крепче привязать к своим управителям вилланов. Другой мир, беспорядочный и вольный, — «лес». Он приобретает ценность в течение XII века. Потребности города и богачей обусловливают возрастающий спрос на то, что дают невозделываемые земли, — древесину, уголь, железо, стекло, шерсть, говядину. И владельцы этих земель начинают думать о том, что необходимо их оградить от вторжения корчевателей. Остававшиеся большие леса, ланды, болота приглашали к приключениям. Там обитали сказочные существа — феи, драконы. Там проходили инициации, испытания, которые готовили молодых людей к обрядам, позволявшим им войти в круг взрослых. В лесах по-прежнему таились дурные верования. Но эти скрывавшие опасность земли не были пустынными. В дебрях появлялись отшельники, странствующие рыцари, угольщики. Мы снова видим носителей трех порядков, но на этот раз — находящихся вне закона, никому не подвластных. И не случайно Жан из Мармутье, сочиняя надгробное слово в честь Жоффруа Плантагенета, делает этот потусторонний мир местом встречи своего героя с вилланом, человеком из леса, который его пугает, но одновременно ему помогает. Выводя графа Анжуйского из чащобы, где тот заблудился, виллан во время пути наставляет графа. Человек призывает графа, говоря, что следовало бы править по истинной справедливости, действовать так, чтобы законную власть, которой он обладает, не извратили те, кто выступает от его имени, — воины, кюре, прево, дабы умерился гнет, заставляющий страдать бедняков в равнинном краю.

VI. 3ÀMOK

Процесс, который в сельской местности привел к укреплению «сообществ жителей», как их называли при «старом порядке», трудно проследить. Рассмотрению легче поддается другая тенденция развития, ибо она проявлялась значительно резче и была характерна для верхних этажей общественного здания, которые освещаются в документах более подробно. Эта тенденция привела к образованию сеньории. Латинские слова, которыми в текстах той эпохи обозначают данный феномен, это dpminatio (владычество), dominium (владение) или просто potestas (властная сила, мощь). Все они входят в словарь публичной власти — той, которую император, король доверяли своим помощникам. Писцы княжеских канцелярий считали эту власть государевой; в самом деле, она принадлежала принцам — государям; титулом dominus именовали лишь короля, епископов и «друзей» короля — графов, которые делили свой титул только с Господом. Действительно, с помощью таких терминов обозначалась власть, отличная от власти частной, которую имеет крупный собственник над ленниками, обязанными возделывать клочки земли, выделенные им из своего домена, от власти патрона, хозяина дома, начальника над мужчинами и женщинами своего рода, над домашними, его слугами, над рабами, ютившимися в хижинах, а также над вольными людьми, обязанными периодически делать ему подношения в знак признательности. Для обозначения власти народных предводителей, наделенных правом вершить суд и восстанавливать мир, в принципе служили слова: potestas, do-minatio. Но в период после 1000 года эта власть раздроблена; ее бразды находятся в руках гораздо более многочисленных, чем прежде, а зона, в которой она осуществлялась, заметно сокращается.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука