История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

Агрессивность Григория VII проявлялась все сильнее по мере того, как он убеждался в падении престижа Капетин-гов. Папа пытался навязать свое мнение епископам Франкии. «Много времени утекло, — писал он в 1074 году, — с тех пор, как королевство Франции, бывшее прежде знаменитым и могущественнейшим, стало терять свою славу». Решив извлечь выгоду из этого упадка, папа прилагал все силы для обновления состава епископов в Готии, в Нарбоннэзе, а также за Роной, в Провансе. Объяснялось это не тем, что в перечисленных провинциях епископы были хуже, чем на Севере, а тем, что государи этих областей, поклонявшиеся Св. Петру, с большей охотой обращали свои взбры и свои стопы в сторону Рима. Расширение конгрегаций Клюни и Сен-Виктор в Марселе сильно подточило власть диоцезов, а короля в этих местах почти забыли.

В некоторых случаях требовалось срочное обновление, как, например, в Систероне. Это епископство сеньор Раймбауд приобрел для своего сына, но предпочел поставить сына на кафедру в Вэзоне, Систерон же оставался без владыки 17 лет; Раймбауд эксплуатировал эту епархию как свое наследственное достояние: «Раймбауд продавал, рыцари покупали». Легаты, архиепископ Арля и аббат Клюни, собравшись в Авиньоне, в 1060 году от имени папы подвергли Раймбауда отлучению от церкви; епископом был избран чужеземец, каноник-монах из коллегии города Улкса; однако этот человек «не смог даже пройти через город... все его отвергали». Как видно, отнюдь не всем представлялись невыносимыми те недостатки, в которых упрекали епископов. И в среде духовенства, и в городском народе меры по оздоровлению наталкивались на сопротивление упрямцев. На юге Галлии это сопротивление удалось преодолеть благодаря упорству папы. В течение третьей четверти XI века немалое количество прелатов было здесь смещено и заменено, имела место настоящая культурная революция. По мнению Э. Манью, этот «кризис» расстроил «одну из пружин старого порядка, основанного на взаимодополняемости светских и церковных правомочий». Верно, что политический порядок покоился ранее на согласии высшей церковной знати и аристократии, которых соединяли узы самого близкого родства. Эти узы были разорваны в результате борьбы, которую возглавил Григорий VII и которую вели рьяные сторонники полного разделения мирян и духовенства. Римские реформаторы достигли своей цели. Они вырвали епископат из подчинения государям, но он сразу же стал для них чужим. Был ли союз всей знати благотворным? Можно ли утверждать, что следствием его разрыва стало в следующем веке новое появление ереси? Я верю Э. Манью, который показывает, что легаты «притесняли» епископов Готии, унижали их. Но я не уверен в том, что они «навсегда утратили свое былое величие». По крайней мере, очевидно то, что сокрушительные удары заставили светских государей уступить. Отныне юг Галлии стал для папства надежным плацдармом. Стесняемая в Италии действиями императора, папская власть еще задолго до своего укоренения в Авиньоне получила прочную опору в долине Роны и в средиземноморской Галлии. Начиная с середины XI века эти регионы служили папе тpäмплинoм для развертывания своей деятельности в королевстве Франции.

Ради ослабления королевской власти папа стремился изолировать то, что он называл regnum Franciae, делая при этом ставку на расшатывание скреп, которые позволили объединить великие княжества в рамках франкского королевства. Папа попытался усилить самостоятельность других властелинов — regna. Сначала герцог аквитанцев в 1064 году, а затем герцог нормандцев в 1066 году получили vexillum — стяг Св. Петра. Передавая им эти хоругви, епископ Римский благословлял военные экспедиции государей (речь шла об экспедициях за пределы королевства, против неверных в Испании, против погрязшей в грехах церкви в Англии), но также превращал их в своих знаменосцев, помощников, включал их в свой собственный дом, распространял на них свое покровительство, мощь. Не будем принижать значение жеста человека, принимающего в свои руки стяг. Этот жест был таким же обязывающим, как принятие оружия из рук кого-то другого. И если на шпалере из Байё Гарольд изображен с оружием, врученным ему Вильгельмом Нормандским, то это означало, что в соответствии с ритуалом Гарольд как бы поступал в услужение Вильгельму.

Когда король Франции Людовик поднимал орифламму, хоругвь Св. Дионисия, то не означало ли это в начале XII века, что «в качестве знаменосца» он приносит оммаж этому святому? Равным образом не могли ли Ги-Жоффруа Аквитанский и Вильгельм Нормандский рассматриваться как подданные Св. Петра?