Смуты 70-го года были последним протестом галлов против римского завоевания; они показали, как слабы и одиноки были враги нового порядка: из 64 племен Аквитании, Кельтики и Белгики поднялись всего четыре. В торжественном собрании галлы подавляющим большинством высказали желание слиться с Римом. Среди всех этих смут, однако, мелькнула мысль, которая в то время не могла воплотиться, но которая могла возродиться в аналогичных условиях. Это — образ «Галльской Империи», которая отказывается от Рима, не отрицая его — гибридное порождение, где дух повиновения сочетался с духом мятежа. Мы встретимся с ней в III веке и во все моменты, в которые будут брать перевес силы, работающие над разложением римского единства.
Книга третья
Управление Галлии в I и II в. по Р. X.
Глава I.
Центральное и областное Управление
I. Принципат[54]
Завоевание Галлии совпадает с революцией, которая привела к установлению в римском мире императорской власти, так называемого принципата. В течение многих веков власть эта правила Галлией и наложила неизгладимую печать на нравы и законы страны.
Основным принципом публичного права в Риме было народное самодержавие, воплощенное в комициях и сенате. Когда Империя раздавила комиции, сенат остался единственным источником законной власти. На императоров смотрели, как на делегатов сената, а через его посредство — народа, которого он считался уполномоченным. Идея наследственности принципиально не вытекала из идеи императорской власти, хотя фактически при одобрении сената император мог обеспечить передачу власти сыну. До самого конца Империи, когда на деле сильно уже привилась практика наследственной передачи монархической власти, в теории она по-прежнему, даже в законодательстве Юстиниана, считалась происходящей от народа. Если монархия не была наследственной, это не мешало власти императоров быть абсолютной. Суверенитет, хотя и делегированный, был полным и безграничным. В руках одного он был тем же, чем был в руках народа или уполномоченных его магистратов.
Республиканская конституция выражалась в разделении верховной власти народа между многими магистратурами, коллегиально организованными. Коллеги ограничивали власть друг друга, и отдельные магистратуры как бы вступали в конфликт одна с другой. Сенат умел использовать этот конфликт в интересах своего авторитета. Когда рассеянные компетенции сосредоточивались в одной руке, получился своеобразный деспотизм, который и называется Империей. Императорская магистратура не является суммой всех республиканских магистратур, как утверждают иногда. Сущность власти императора основана на трех полномочиях: 1) он был
В новом строе крылась двойственность. Власть императора порождена была революцией против сената, и сенат, хотя формально оставался носителем суверенитета, — уже не мог быть им на деле. Армии, создавшие Империю, были опорой императоров, они же их низвергали. Сенат только присутствовал при катастрофах и санкционировал их результаты. Но и он волновался от сознания наставшего бессилия, и воспоминания о былой славе пробуждали в нем стремление возвратить старину. Стоя между замыслами курии и мятежами войска, Империя долго не могла приобрести устойчивости и выработать твердую систему передачи власти.
Сенат не только утверждал и низлагал императоров, он сохранял свою долю в управлении. Империя не решалась рвать с прошлым. Этим объясняется изобретение того своеобразного режима «диархии», от которого сама Империя терпела затруднения в течение трех веков.