История Французской революции (1789 по 1814 )

Прошло четыре месяца со времени падения партии Дантона; за это время власть комитетов ничем не сдерживалась, и никто не помышлял даже ей противиться. Единственным средством правления сделалась смерть, и республике пришлось пережить период ежедневных систематических казней. Были придуманы особые заговоры, якобы на самом деле происходившие по тюрьмам, переполненным в силу закона о подозрительных, и темницы, при посредстве закона 22 прериаля, который можно было бы назвать законом обязательного осуждения, были быстро очищены; одновременно с изданием этого нового закона повсюду в департаментах комиссары Горы были заменены людьми, преданными Комитету общественного спасения, и с этих нор на западе стали действовать протеже Бийо-Варенна — Каррье, на юге протеже Кутона — Менсе, а на севере протеже Робеспьера — Жозеф Лебон. К прежде в Лионе и Тулоне примененному уже уничтожению целыми массами врагов демократической диктатуры при помощи расстреливания картечью теперь прибавились ужасы казней гильотиной в Аррасс, Париже и Оранже и массовое бросание в воду заключенных в Нанте.

Если бы этот пример заставил людей познать ту истину, что на благо человечества должна стать общепризнанной, а именно, что в революции все зависит от первого отказа и от первой борьбы! Чтобы реформа прошла спокойно, необходимо, чтобы ей не оказывали противодействия; иначе неизбежно возгорится гражданская война, и революция только сильнее распространится, ибо весь народ придет в движение на ее защиту. Раз общество потрясено в самых своих основаниях, победителями несомненно и неизбежно останутся те, кто смелее всех других, и вместо умеренных и мудрых преобразователей распоряжаются всегда преобразователи наиболее крайние и непреклонные. Рожденные борьбой, они только в ней ищут и поддержки: одной рукой они сражаются за свое господство, а другой основывают систему, чтобы это господство упрочить. Они убивают во имя своего спасения, во имя своих доктрин и для мотивирования этих убийств, которыми они защищают свою диктатуру, они выставляют все, что только есть на земле святого: добродетель, человечество, народное благо… Пока они не выдохнутся и не падут, все гибнет перед ними без всякого разбора, гибнут одинаково и противники, и приверженцы реформ; буря уносит и разбивает о революцию всю нацию. Посмотрите, что сталось в 1794 г. с людьми 1789 г.; они также погибли в общем крушении. Выход на поле битвы одной партии вызвал туда и все другие, и все они, как и первая, оказались в конце концов последовательно побежденными и уничтоженными: первыми погибли конституционалисты, за ними жирондисты, монтаньяры и, наконец, сами децемвиры. Кровопролитие при этом с каждым поражением становилось все сильнее, система тирании все более жестокой. Децемвиры только потому были самыми безжалостными, что они были последними.

Комитет общественного спасения ввиду угрожающего положения, занятого Европой, а также ввиду ненависти, питаемой к нему всеми побежденными партиями, полагал, что ослабление жестокостей поведет к его гибели; он стремился зараз и сдержать своих врагов, и от них отделаться. „Только мертвецы не возвращаются“, — говорил Барер. „Чем больше выпота у общественного организма, тем он становится здоровее“, — прибавлял Колло д'Эрбуа. Децемвиры, однако, никак не предполагали, что их дни сочтены, и стремились основать демократию, видя в ее установлениях гарантию для того времени, когда им можно будет отказаться от казней. Они с таким фанатизмом веровали в некоторые социальные теории, с каким известным религиозным воззрениям верили милленарии^[44] Английской революции. Между ними и милленариями вообще можно найти много общего: одни во всем исходили от народа, как другие от Бога; одни желали самого полного политического равенства, как другие равенства в смысле Евангелия; одни стремились к царству добродетели, как другие к царству святых. Человеческая природа всегда и повсюду идет до крайних пределов и в религиозную эпоху производит христианских демократов, а в эпоху философскую — демократов политических.