История Французской революции (1789 по 1814 )

Партия комитетов была лишена половины своих сил; она потеряла не только предводителя, но также и Коммуну, семьдесят два принимавших участие в мятеже члена которой были отправлены на эшафот и которая после своего двойного поражения, при Эбере и Робеспьере, более не смела сорганизоваться и далее не имела сколько-нибудь значительного влияния Однако в руках этой партии, в лице комитетов, продолжало быть сосредоточено управление делами. Все ее члены были приверженцами революционной системы: одни, как Бийо-Варенн, Колло д'Эрбуа, Барер, Вадье и Амар, видели единственно в ней свое собственное спасение, другие, как Карно, Камбон, два Приёра (депутаты Марны и Кот д'Ора) и еще некоторые, боялись контрреволюции и наказания для своих сотоварищей. В Конвенте партия считала на своей стороне всех, когда-либо посылавшихся комитетами с поручениями комиссаров, многих проявивших себя 9 термидора монтаньярами и остатки бывшей партии Робеспьера. Вне Конвента к ней примыкали якобинцы; она находила, кроме того, поддержку в низшем классе и в предместьях.

Партия термидора была составлена из большей части членов Конвента. К ней принадлежали: весь Центр Конвента, все, что еще осталось от Правой, и монтаньяры, отказавшиеся от прежних своих крайностей. Союз умеренных, Буасси д'Англа, Сьейес, Камбасарес, Шенье, Тибодо с дантонистами — Тальеном, Фрероном, Лежандром, Баррасом, Бурдоном (от Уазы), Ровером, Бентаболем, Дюмоном и обоими Мерленами, дал Конвенту несколько иной характер. Партия термидора после 9 термидора начала с того, что утвердила свое господство в Конвенте; затем она проникла в правительство, вытеснив из него прежних членов. Поддержанная общественным мнением, Конвентом и Комитетами, партия шла с этих пор открыто к намеченной цели; она подвергла преследованию главнейших из децемвиров и некоторых из их агентов. Но так как у них в Париже было немало приверженцев, то она искала поддержки у молодежи против якобинцев, а у секций — против предместий. Рядом с этим для еще большего увеличения числа своих членов партия провела в Конвент всех тех депутатов, которые были изгнаны из него Комитетом общественного спасения, т. е. сначала 73-х, протестовавших против 31 мая, а потом и тех из жирондистов, что оставались еще в живых в изгнании. Заволновались якобинцы, партия настояла на закрытии их клуба; попробовали произвести восстания предместья — их разоружили. Наконец, ниспровергнув революционное правительство, партия задумала создать другое и при помощи Конституции III года установить общественный уклад либеральный, вполне выполнимый на деле, правильный и постоянный, взамен того выходившего из ряду вон и переходного состояния, в котором Конвент находился с самого начала своей деятельности. Все это, однако, можно было совершить только постепенно.

Одержав совместно победу над общим врагом, обе партии не замедлили помериться силами между собой. В особенности сильное отвращение во всех возбуждал Революционный трибунал; 11 термидора действия его были приостановлены Конвентом, но в том же заседании по настоянию Бийо-Варенна возобновлены снова. Он подействовал на Конвент указанием на то, что нет других виновных, кроме сообщников Робеспьера, и что судей и присяжных следует удерживать в их должностях, так как большинство из них люди выдающейся нравственности. Проект декрета был составлен Барером на таких основаниях: триумвиры ничего не сделали для революционного правительства, — напротив того, они зачастую даже противились его мерам, ибо их единственная забота была наполнить правительство своими креатурами и вызвать его на действия лично для них полезные; в силу этих соображений Барер настаивал на усилении революционного правительства и требовал сохранения закона против подозреваемых, Революционного трибунала и даже именно прежнего его состава, не исключая и Фукье-Тенвилля. Произнесение Барером этого имени вызвало в Конвенте всеобщий ропот. Фрерон, выражая накопившееся негодование большинства, воскликнул: „Я требую, чтобы очистили, наконец, землю от этого чудовища. Пусть Фукье убирается в преисподнюю протрезвиться от опьянения пролитой им кровью“. Словам Фрерона аплодировал весь зал, и тотчас же был декретирован указ о предании Фукье суду. Барер не счел себя, однако, побежденным; он продолжал разговаривать с Конвентом тем повелительным тоном, которым всегда говорил Комитет и который всегда так сильно импонировал ему; с его стороны тут действовал расчет и привычка; всегда легко продолжать то, что уже имело успех.