Ссоры между двумя партиями становились с каждым днем все более жестокими, и Париж превратился в поле битвы, где успех той или другой партии зависел от силы оружия. Подобному состоянию беспорядка и военных действий следовало положить конец; партии были слишком обуяны страстями и злобой и не могли и думать о каком-либо соглашении; выход был исключительно в победе одной из них. Термидорцы имели больший успех, и победа клонилась на их сторону. На другой день после заседания народного общества, на котором Бийо произнес свои слова о пробуждении льва, в Париже произошло сильное волнение. Народ хотел взять приступом Клуб якобинцев. По улицам раздавались крики: „Обширный заговор якобинцев! Якобинцы вне закона
!..“ Одновременно с этими тревожными событиями шел суд над Нантским революционным комитетом. Комитет оправдывался, указывая на то, что он исполнял только кровавые приказания Каррье. Это побудило Конвент назначить расследование поведения Каррье. Каррье была дана возможность оправдаться раньше, чем был отдан приказ об его аресте. Он оправдывал свои жестокости жестокостями вандейцев и опьяняющим неистовством гражданских войн. „Когда я действовал, — говорил он, — в воздухе, казалось, еще стояли звуки гражданских песнопений тех двадцати тысяч мучеников, которые посреди пыток повторяли: „Да здравствует республика!“ Чувство человечности совершенно притуплялось среди ужасных событий и, конечно, не могло возвысить своего голоса. Как поступили бы на моем месте те, кто теперь ополчается на меня? Я спас в Нанте республику; я все время жил исключительно для моего отечества и я сумею и умереть за него…“ Из пятисот принимавших участие в голосовании депутатов 498 вотировали за обвинение Каррье, а двое подали свои голоса за то же, но условно.Якобинцы, видя, что их враги, начав с низших агентов, теперь добираются до самих представителей народа, сочли себя окончательно погибшими. Они сделали попытку поднять чернь не столько ради спасения Каррье, сколько ради того, чтобы поддержать все более и более угрожаемую всю свою партию. Они получили, однако, отпор от золотой молодежи и от секционеров, явившихся в их заседания с целью уничтожить Клуб якобинцев. Произошла довольно упорная схватка. Осаждающие камнями побили окна, выбили двери и после некоторого сопротивления со стороны якобинцев разогнали их клуб. Члены клуба принесли жалобу на насилие Конвенту. Конвент поручил Ребелю составить по этому поводу доклад. Доклад был неблагоприятен для якобинцев. „Где была создана тирания, — сказал он, — как не у якобинцев? Где она нашла себе помощников и поборников? — У якобинцев. Кто покрыл всю Францию трауром, вселил отчаяние в семейства, покрыл землю республики Бастилиями, сделал революционное правительство всем ненавистным, кто создал такие условия жизни, что никакой невольник не променял бы своих оков на свободную жизнь во Франции? Кто же, как не якобинцы? Кто сожалеет о том отвратительном режиме, при котором нам приходилось жить? — Все якобинцы. Если у вас в настоящую минуту не хватит смелости сказать, что вы против них, то у вас нет больше республики, нет ее, потому что она несовместима с якобинцами!..“ Конвент закрыл на время Клуб якобинцев, надеясь очистить и преобразовать его. Сразу закрыть клуб навсегда Конвент не решился. Якобинцы, несмотря на постановление Конвента, с оружием в руках собрались на месте своих заседаний; те самые приверженцы партии термидора, что уже раз осаждали их, снова произвели на них нападение. Они окружили клуб с криками „Да здравствует Конвент
!“ и „Долой якобинцев!“ Якобинцы приготовились к защите; с криками „Да здравствует республика!“ они покинули свои места, овладели дверями и сделали вылазку. Сначала им удалось захватить нескольких пленных, но йогом, раздавленные численностью противников, они уступили и удалились. При этом им пришлось пройти через ряды победителей, которые, обезоружив их, затем осыпали оскорблениями, издевательствами и даже побоями. Описанное нами незаконное предприятие сопровождалось всеми теми излишествами, которыми отличается всегда партийная борьба.На следующий день в клуб явились комиссары Конвента, закрыли его, наложили печати на списки и делопроизводство, и с этого момента якобинское общество перестало существовать. Эта народная корпорация наложила пятно на всю революцию, но в то же время именно благодаря ей было сделано столько, когда ради отражения нашествия всей Европы власть была передана в руки народа, и именно она дала республике энергию, необходимую для ее защиты; она сыграла свою роль и теперь могла только мешать установлению нового порядка вещей.