Читаем История Французской революции: пути познания полностью

Любое сопоставление двух объектов или явлений, пусть даже подразумеваемое, предполагает наличие некой общей системы координат, в рамках которой только и возможно такое сравнение. Стремясь задать подобную систему координат, H. М. Лукин применил к французской деревне XVIII в. принятое в Советской России деление крестьян на «сельскую буржуазию» (кулаки), «мелкую буржуазию» (середняки) и «сельский пролетариат» (бедняки). Но в источниках, на которые он опирался, таких понятий нет. Там представлена, как уже сказано выше, совершенно иная, гораздо более сложная и более дробная «сетка» категорий сельского населения. Тем не менее Лукин чисто механически наложил марксистскую социологическую схему на те реалии, о которых повествуют источники, и просто разделил различные, исторически существовавшие, категории сельского населения Франции по трем указанным классам: в «сельскую буржуазию» у него попали cultivateurs aisés, riches propriétaires, gros fermiers, propriétaires en gros; в «среднее крестьянство» - cultivateurs, laboureurs, pauvres fermiers; в «пролетарии и полупролетарии» - petits cultivateurs, ménagers[236].

Однако уже на этом, начальном, уровне интерпретации - уровне терминологии - между фактическим материалом источников и априорно заданной социологической схемой возникают серьезные противоречия. При всей расплывчатости русских понятий «кулак», «середняк» и «бедняк», дававшей, например, представителям советской власти на местах широкие возможности для произвола при определении кандидатов на «раскулачивание», эти термины все же имели общую основу, ибо соотносились с имущественным положением обозначаемых ими лиц. Во Франции Старого порядка не было столь же устойчивых и повсеместно принятых понятий, которые делили бы различные категории сельского населения по имущественному признаку Помимо размера собственности огромное, а нередко даже большее, значение имел также правовой статус земли, находившейся во владении земледельца, и его личный правовой статус. Ну а поскольку тот и другой в каждом конкретном случае во многом определялись кутюмами - действовавшими в данной местности нормами обычного права, которые от провинции к провинции достаточно широко варьировались, - соответственно варьировалась и правовая терминология, употребляемая в разных областях для обозначения разных категорий сельского населения. Добавим сюда также местную специфику словоупотребления, обусловленную широким распространением во Франции различных диалектов, когда одинаковые явления могли в разных областях называться по-разному и, наоборот, когда, казалось бы, общий термин мог в разных областях иметь разные смысловые нюансы. И хотя Революция взяла решительный курс на унификацию и права, и языка, эта терминологическая мозаика существовала в источниках, особенно локального происхождения, на протяжении всего революционного периода и даже позднее.

Характерно, что для каждой из трех классовых «ячеек» своей социологической схемы H. М. Лукин взял сразу несколько французских эквивалентов. Однако даже их оказалось недостаточно, чтобы исчерпать все терминологическое богатство источников, и к каждому из «классов» автор по мере обращения к тем или иным источникам добавляет все новые категории населения, обозначаемые специфическими французскими терминами. Особенно много таких категорий попало в разряд «сельского пролетариата»: «...Парцельное крестьянство (petits cultivateurs, тenagers) вынуждено было пополнять бюджет продажей своей рабочей силы в чужом хозяйстве. Именно оно поставляло главные кадры всякого рода деревенских поденщиков (journaliers, manouvriers), нанимавшихся в разгар полевых работ (moissoneurs, faucheurs, batteurs). Отсюда - еще один характерный термин, применявшийся к этой группе, - «рабочие - собственники» (manouvriers - proprietaires)». Помимо поденщиков Лукин отнес к сельскому пролетариату также «батраков» - domestiques, valets[237].

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир французской революции

Гракх Бабёф и заговор «равных»
Гракх Бабёф и заговор «равных»

Люди конца XVIII в. не могли подобрать подходящего слова для обозначения друзей Бабёфа, поскольку его еще не было. Лишь следующий век, XIX, породит это слово. Пуще прежнего пугая обывателей, пойдет оно путешествовать по Европе, а сто лет спустя после смерти Бабёфа докатится и до России. В веке XX оно уже будет знакомо всем школьникам, и одни станут произносить его с ненавистью, тогда как другие - с восторгом.Слово это - КОММУНИСТЫ.На рубеже столетий, когда век белых париков уже закончился, а век черных сюртуков еще не настал, когда Робеспьер уже лежал в могиле, а Бонапарт еще не помышлял о власти, когда Павел вот-вот должен был занять место Екатерины II, а паровая машина - прийти на смену лошадиной тяге, кучка странных французов впервые в истории предприняла попытку построить в масштабах целого государства общество, основанное на коллективной собственности.Впрочем, кучка ли? И такими ли уж странными были они для своей эпохи? Эти вопросы будут среди многих, на которые мы попробуем дать ответ в данной книге.Книга М. Ю. Чепуриной посвящена Г. Бабёфу и организованному им в 1796 году заговору «равных». Этот заговор (имевший одновременно и черты масштабного общественного движения) был реакцией на разочарования, которыми для городской бедноты обернулись Термидор и Директория, а также первой в истории попыткой переворота с целью установления коммунистического порядка в масштабах целой страны. В книге исследуется интеллектуальная эволюция предводителя «равных», приведшая его от идеи прав человека и свободы мнений к мысли о необходимости диктатуры и внушения народу «правильных» взглядов. Реконструированы многоступенчатая структура заговора и повседневная деятельность «равных». Особое внимание уделяется взаимодействию заговорщиков с общественностью и восприятию их французской публикой.Монография основана на широком круге источников, как опубликованных, так и архивных. Для историков, преподавателей истории, студентов и широкого круга читателей.

Мария Юрьевна Чепурина

История
Французская экспедиция в Египет 1798-1801 гг.: взаимное восприятие двух цивилизаций
Французская экспедиция в Египет 1798-1801 гг.: взаимное восприятие двух цивилизаций

Монография посвящена Египетскому походу и связанной с ним более широкой теме взаимного восприятия Запада и Востока в Новое время. В книге предпринимается попытка реконструировать представления французов и жителей Египта друг о друге, а также выявить факторы, влиявшие на их формирование. Исследование основано на широком круге источников: арабских хрониках, сочинениях путешественников, прессе, дневниках и письмах участников Египетского похода, как опубликованных, так и впервые вводимых в научный оборот. Для историков и широкого круга читателей.The book is dedicated to the Egyptian campaign of Bonaparte and to the wider question of mutual perception of the Orient and the Occident in modern epoch. The author attempts to reconstruct image of the French in the eyes of the inhabitants of Egypt and image of the Orient in the eyes of the French and to determine the factors that influenced this perception. The research is based on a wide range of sources: the Arab chronicles, travelers writings, the press, diaries and letters, both published and unpublished.

Евгения Александровна Прусская

История
Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.
Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Монография посвящена жизни и деятельности в 1794-1799 гг. лидера французского роялистского движения - Людовика-Станисласа-Ксавье, графа Прованского, провозглашённого в 1795 г. королем под именем Людовика XVIII. Эпоха Термидора и Директории была во Франции временем усталости от республики и ностальгии по монархии, роялисты то и дело выигрывали выборы в центральные органы власти, реставрация королевской власти казалась не только возможной, но и неизбежной. Все эти годы, находясь в изгнании, Людовик делал всё для того, чтобы восстановить монархию и вернуть себе трон предков. В центре исследования находятся его проекты и планы, окружение и интриги, борьба за международное признание и разработка законов для обновлённой французской монархии. Особое внимание уделено его руководству роялистским движением, успехам и неудачам сторонников реставрации. Книга основана на широком круге французских, английских и российских архивных источников.

Дмитрий Юрьевич Бовыкин

История

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука