История Французской революции. Том 1

Наконец у заговорщиков Центрального революционного комитета вполне сложился план восстания. Они не хотели, по их собственным словам, устраивать восстание физическое, им требовалось восстание чисто нравственное, не отрицающее уважение к личности и собственности, словом – они желали надругаться над законами и свободой Конвента, соблюдая величайший порядок. Их целью было сделать коммуну центром восстания, созвать от ее имени вооруженные силы, так как она имела на это право, окружить Конвент, а затем подать ему адрес: по форме – петицию, а в сущности – настоящий приказ; они хотели просить с оружием в руках.

Действительно, в четверг, 30 мая, комиссары секций собираются в епископском дворце и составляют так называемый республиканский союз. Облеченные обширными полномочиями от всех секций, они объявляют себя восставшими для спасения общего дела, угрожаемого аристократической фракцией, угнетающей свободу. Мэр, упорствуя в своем обычном двуличии, делает некоторые представления о характере этой меры, кротко противится ей и кончает тем, что повинуется мятежникам, которые приказывают ему отправиться в коммуну и там сообщить об их решении. Затем постановляют, что все сорок восемь секций соберутся и в тот же день выразят свое желание восстания, а немедленно после того колокола ударят в набат, заставы будут заперты и барабан забьет тревогу по всем улицам.

Секции в самом деле собираются, и день проходит в бурном голосовании. Комитет общественной безопасности и Комиссия двенадцати требуют к себе власти, чтобы получить от них сведения. Мэр с прискорбным видом сообщает о плане, постановленном в епископском дворце. Люилье, прокурор-синдик департамента, открыто, со спокойной уверенностью объявляет, что действительно существует план нравственного восстания, и мирно удаляется к своим товарищам.

Таким образом кончается день, а с самого наступления ночи колокола звонят набат, по всем улицам бьют тревогу, заставы запираются и изумленные граждане спрашивают друг друга, неужели опять начнется резня. Все депутаты Жиронды и министры ночуют не дома. Ролан укрывается у приятеля; Бюзо, Луве, Барбару, Гюаде, Бергуэн и Рабо Сент-Этьен укрепляются в уединенной квартире, запасшись хорошим оружием и готовые в случае нападения защищаться до последней капли крови. В пять часов они идут в Конвент, где уже собралось несколько депутатов, напуганных набатом. Для этого им приходится пройти через несколько групп, но так как они держат оружие нарочно на виду, то их не трогают. В Конвенте жирондисты уже находят несколько монтаньяров и Дантона, разговаривающего с Тара.

– Посмотри, – говорит Луве своему приятелю Гюаде, – какая ужасная надежда блестит на этих лицах!

– Да, – отвечает ему Гюаде, – сегодня Клавдий ссылает Цицерона.

Тара, со своей стороны, удивляясь, почему Дантон так рано явился в собрание, внимательно наблюдает за ним.

– Зачем этот шум? И чего они хотят? – спрашивает он у Дантона.

– Это ничего, – холодно отвечает Дантон. – Надо им дать перебить несколько станков, да с тем и отправить.

Собралось двадцать восемь депутатов. Фермой временно занимает президентское кресло, Гюаде мужественно принимает на себя обязанности секретаря; депутаты прибывают – ждут минуты, когда можно будет открыть заседание.

В этот же час в коммуне совершалось восстание. Посланники Центрального революционного комитета во главе со своим президентом Добсентом являются в ратушу, снабженные революционными полномочиями. Добсент объявляет, что парижане, уязвленные в своих правах, решили уничтожить все существующие власти. Вице-президент совета требует, чтобы ему были предъявлены все полномочия, проверяет их и, найдя в них выражение воли тридцати трех секций, объявляет, что большинством секций существующие власти уничтожаются. Генеральный совет удаляется. Добсент с комиссарами занимают упраздненные места при криках «Да здравствует Республика!». Затем он спрашивает мнения нового собрания и предлагает ему вновь утвердить муниципалитет и Генеральный совет в их должностях, так как они никогда не изменяли своим обязанностям, что немедленно и исполняется среди бешеных рукоплесканий. По-видимому, эти ненужные формальности имели целью возобновить муниципальные власти – уже с неограниченными правами.

Тотчас после этого назначается новый временный главнокомандующий Национальной гвардией – некий Анрио, человек простой, преданный коммуне и уже командующий батальоном санкюлотов. Чтобы обеспечить себе поддержку народа, постановляют выдавать каждый день по сорок су каждому дежурному гражданину и брать эти деньги из принудительного займа, то есть с богатых. Это было верное средство собрать на помощь коммуне и против секционной буржуазии всех рабочих, предпочитавших заработать сорок су участием в бунте, чем тридцать – обычными работами.