История Французской революции. Том 2

Вандейцы приближаются, атакуют колонну Бертье, их удар отражает удачно действующая артиллерия, но они возвращаются в большем числе; тогда Бертье подается и его ранят. Пешие жандармы, два орлеанских батальона и кирасиры еще держатся, но последние теряют своего полковника, и тут начинается полное поражение, войска приходится отводить назад в крепость, куда вандейцы проникают вслед за ними. Вне ограды остается еще генерал Кустар, командующий войсками на Бурнанских высотах. Он видит себя отрезанным от республиканской армии и смело решается пробиться в Сомюр, напав на вандейцев с тыла. Для этого надо перейти мост, на котором победители только что поставили батарею. Храбрый генерал приказывает корпусу кирасиров атаковать батарею.

– Куда вы нас посылаете? – восклицают некоторые.

– На смерть, – отвечает он, – но благо Республики того требует.

Кирасиры бросаются вперед, но орлеанские батальоны разбегаются. Их трусость делает геройство остальных бесполезным, и Кустар, не имея возможности войти в Сомюр, уходит в Анжер.

Сомюр был занят 8 июня, а на другой день сдалась и крепость. Вандейцы, завладев всем течением Луары, могли теперь идти либо на Нант, либо даже на Ле-Ман и Париж. Бирон между тем находился в Нижней Вандее, где думал занятием берегов предотвратить главные опасности.

Из вышесказанного видно, что беды рушились на Францию со всех сторон. Союзники были весьма близки к взятию Валансьена, Конде, Майнца, главных оплотов ее границ. Восстание Вогезов и Юры открывало неприятелю прямой путь с Рейна. Итальянская армия, терпя поражения от пьемонтцев, имела за собой восставший юг и английские эскадры. Испанцы, ставшие перед французским лагерем под Перпиньяном, каждую минуту могли взять его с боя и завладеть Руссильоном. Мятежники

Лозерских гор готовы были подать руку вандейцам на берегу Луары, что и было целью зачинщиков этого восстания.

Союзникам стоило только пренебречь пограничными крепостями и идти прямо на Париж – они отбросили бы Конвент за Луару, где его приняли бы вандейцы. Австрийцы и пьемонтцы могли совершить вторжение с Приморских Альп, уничтожить французскую армию и победителями пройти вверх через весь юг. Испанцы имели возможность пробраться в Вандею через Байонну или смело идти к Лозерским горам и поднять все южные департаменты. Наконец, англичане могли высадить войска в Вандее и вести их из Сомюра на Париж.

Но и внешние и внутренние враги Конвента не имели того, что одно обеспечивает победу в революционной войне. Союзники действовали без согласия и под видом священной войны носились с самыми себялюбивыми замыслами. Австрийцам хотелось получить Валансьен, прусскому королю – Майнц, англичанам – Дюнкерк, пьемонтцы стремились вернуть себе Шамбери и Ниццу; испанцы, всех менее заинтересованные лично, все-таки подумывали о Руссильоне; наконец, англичане гораздо более заботились о том, чтобы покрыть Средиземное море своим флотом и поживиться каким-нибудь портом, нежели о том, чтобы толком помочь Вандее. Кроме этого поголовного эгоизма, мешавшего союзникам смотреть далее своей непосредственной выгоды, они все воевали робко и методически и старой военной рутиной защищали рутину политическую.

Что касается вандейцев, людей простых, без рассуждений восставших против духа революции, они дрались как храбрые, но ограниченные вольные стрелки. Федералисты, рассеянные по всей Франции, могли действовать лишь неуверенно и медленно, потому что им приходилось сноситься через большие расстояния, кроме того, они всё же с робостью поднимались против центральной власти, и они не горели страстью. Они втайне упрекали себя за то, что устраивают вредную для Франции диверсию, и начинали сознавать, что не время спорить о том, по чьему образцу – Петиона и Верны) или Робеспьера и Дантона – служить революции, когда вся Европа надвигается на отечество, и при таких обстоятельствах остается только один способ служения. Вокруг них шумели фракции, как бы указывая на их ошибку. Приверженцы Учредительного собрания, агенты бывшего двора, клевреты прежнего духовенства – словом, все сторонники неограниченной власти зашевелились разом, и федералистам стало ясно до очевидности, что всякое сопротивление революции выгодно, главным образом, врагам свободы и нации.

Этим-то причинам Конвент впоследствии был обязан своим торжеством над внутренними мятежами и Европой. Одни монтаньяры, воодушевленные высокой страстью и единой мыслью – о спасении революции, дошедшие до той экзальтации духа, при которой открываются средства самые новые и смелые, не кажущиеся ни слишком рискованными, ни слишком дорогими, должны были удивить и побороть неприятелей и задушить все фракции, не имевшие ни согласия, ни определенной цели.