Решительными врагами Франции оставались только Австрия и Англия. Россия, по своей отдаленности, не была опасна. Германская империя была готова распасться от несогласий и не могла продолжать войны; Пьемонт был истощен; Испания, не разделяя химерических надежд роялистских интриганов, вздыхала о мире; гнев неаполитанского двора был столь же бессилен, сколь и смешон. Питт, невзирая на неслыханные победы Французской республики, несмотря на кампанию, не имеющую себе подобной в летописях войны, не колебался; твердым умом своим он понял, что все эти победы, гибельные для континентальных держав, нисколько не вредят Англии. Она приобрела на морях несомненное превосходство: она господствовала на Океане и в Средиземном море, она захватила половину голландских флотов, заставляла испанский флот выбиваться из сил против французского, она старалась завладеть французскими колониями, собиралась занять все колонии голландские и навсегда утвердить свою власть в Индии. Ей для этого нужно было только, чтобы еще некоторое время продолжались война и политические интриги континентальных держав. Следовательно, для Англии было весьма важно раздувать вражду против Франции, оказывая помощь Австрии, пробуждая слабеющее рвение Испании, готовя новые беспорядки в южных провинциях Франции. Тем хуже для воюющих держав, если они будут побиты в новой кампании. Если же, напротив, державы одержат победу, то она возвратит Австрии Нидерланды, которые всего более боялась видеть в руках Франции. Таковы были убийственные для других, но глубокие расчеты английского премьер-министра.
Несмотря на потери, которые понесла Англия то в виде отбираемых на море судов, то вследствие поражений герцога Йоркского, то по причине громадных издержек, сделанных ею, чтобы снабдить деньгами Пруссию и Пьемонт, она еще обладала большими средствами, нежели воображали англичане и сам Питт. Она, правда, горько жаловалась на множество захватов, на голод и дороговизну. Английские торговые суда более других подвергались опасности попасть в руки корсаров, потому что одни продолжали ходить по всем морям. Страхование, в то время превратившееся в крупную отрасль спекуляции, делало их отважными, и это-то доставляло такое преимущество французским корсарам.
Что касается голода, то это было общее бедствие всей Европы. Громадное количество продуктов, потребляемое армиями, множество рук, отнятых от земледелия, беспорядки в Польше – вот причины почти полного неурожая и повсеместного голода. Притом поставки в Англию Балтийским морем сделались почти невозможными с тех пор, как французы завладели Голландией. Европе пришлось запасаться хлебом в Новом Свете; в настоящее время она жила излишком продуктов девственных земель, только что вспаханных американцами. Но транспорт обходился дорого, и цена хлеба в Англии достигла непомерной высоты. Не менее высоки были цены на мясо. Не получали более шерсть из Испании, с тех пор как французы заняли бискайские порты, так что грозил перерыв в производстве сукна. Таким образом, вырабатывая задатки будущего величия, Англия жестоко страдала в настоящем. Рабочие бунтовали во всех больших городах, народ настоятельно требовал мира, в парламент приходили петиции с тысячами подписей, умоляющие о прекращении этой бедственной войны. Ирландия, взволнованная отнятием у нее некоторых льгот, собиралась прибавить еще новые осложнения к заботам, которыми правительство было завалено.
При всех этих тяжелых обстоятельствах Питт все-таки видел надобность и возможность продолжать войну. Во-первых, война льстила страстям двора, даже самого английского народа, неистощимую ненависть которого к Франции всегда можно было разжечь и среди самых жестоких страданий. Потом, несмотря на убытки торговли, Питт видел, что эта торговля за последние два года обогатилась исключительно благодаря использованию рынков Индии и Америки. Он убедился, что экспортная торговля усилилась с начала войны, и мог уже провидеть будущее нации. В займах Питт находил средство, перспективы которого изумляли его самого. Кредит не уменьшался. Завоевание Голландии мало на него повлияло, так как было предусмотрено и уже переведено громадное количество капиталов из Амстердама в Лондон: голландская торговля, хоть и настроенная патриотически, однако не доверяла событиям и заранее позаботилась о безопасности своих богатств, переводя их в Англию. Питт только лишь заговорил о новом займе, и, несмотря на войну, предложения посыпались. Опыт доказал впоследствии, что война, воспрещая торговые спекуляции и дозволяя только спекуляции фондами, облегчает займы, а не затрудняет их. Так тем более должно быть в стране, которая не имеет границ и для которой, следовательно, война не может быть вопросом существования, а только торговли и сбыта.