28-го ноября привел он утомленное войско в Пархвиц, переправился через Кацбах и на берегу стал лагерем, чтобы дать отдых измученным солдатам. Здесь присоединился к нему Цитен. Развалины разбитой прусской армии были в печальном положении. Совершенная безнадежность овладела солдатами, офицеры упали духом. Фридрих старался всеми средствами оживить войско и возбудить в нем прежнюю уверенность и неустрашимость. Деньги, ласки, обещания, даже вино были употреблены в дело. Победители при Росбахе много способствовали видам короля; они ободряли своих товарищей и личной отвагой зажигали в них искры мужества. Понемногу лица стали проясняться. Отдых укрепил их силы. Веселое расположение короля и его речи оживили сердца. Нако-{305}нец, когда Фридриху казалось, что солдаты его готовы смыть с себя пятно 22-го ноября, он начал помышлять о дальнейших предприятиях. Зная, что армия, с которой он хотел вступить в борьбу, была совсем иначе организована и имела не таких вождей, как его росбахский неприятель, он хотел действовать не иначе, как с полной уверенностью в своих средствах. Австрийское войско состояло из 90.000 человек, ободренных рядом успехов и побед; он имел только 32.000. Силы физические были слишком неравны, надлежало взять перевес нравственными силами: умной распорядительностью, хитрой тактикой, воодушевлением и геройством солдат. Для этого он созвал всех своих генералов и штаб-офицеров и сказал им:
-- Господа! Вам известно, что Карлу Лотарингскому удалось завоевать Швейдниц, разбить принца Бевернского и овладеть Бреславлем в то время, как я отражал французов и имперские войска. Часть Силезии, моя столица и находившиеся в ней военные запасы погибли. Бедствие мое дошло бы до высочайшей степени, если бы я не уповал на вашу твердость, на ваше мужество и любовь к родине, которые вы мне доказали во многих случаях. С глубоким умилением сердца сознаю ваши заслуги, как мне, так и отечеству оказанные! Между вами нет ни одного, кто бы не ознаменовал себя великим, достославным подвигом. Ласкаю себя надеждой, что и в предстоящих обстоятельствах ваше мужество оправдает надежды государства. Решительная минута наступает. Я почел бы все сделанное мною ничтожным, если бы оставил Силезию в руках авст-{306}рийцев. Итак, знайте: где бы я ни встретил неприятельскую армию, я атакую ее против всех правил тактики, несмотря на то, что она втрое сильнее нас. Ни позиция австрийцев, ни число их здесь не идут в расчет -- все это преодолеет храбрость моих войск и точное исполнение моих приказаний. Я вынужден решиться на этот шаг, или все пропало! Мы должны разбить врага или все лечь под его батареями! Так я думаю -- так буду действовать. Объявите мое намерение всем офицерам армии. Приготовьте солдат к явлениям, которые должны последовать, и внушите им слепую покорность моей воле. Если вы чувствуете, что вы настоящие сыны Пруссии, то поймете честь, которой я вас удостаиваю. Если же между вами есть такие, которые боятся разделить со мной все опасности, они могут сейчас же взять отставку. Даю честное слово: я не оскорблю их упреком.
Мертвая тишина господствовала в тесном кругу, в котором говорил Фридрих. Офицеры молчали, но на лицах их выступил огонь воодушевления. Кровь кипела в их жилах, каждый внутренне клялся жить и умереть вместе с великим монархом. Фридрих с видимым удовольствием заметил действие, произведенное его словами. Помолчав минуту, он продолжал с приятной улыбкой:
-- Я наперед чувствовал, что ни один из вас меня не покинет. Теперь я вполне полагаюсь на ваше усердное содействие и уверен в победе. Если я паду и не в состоянии буду наградить вас за ваши подвиги -- отечество их не забудет: оно обязано дать награду своим защитникам! Ступайте в лагерь и повторите полкам все, что вы слышали.
Общий энтузиазм воодушевил собрание. Все клялись заслужить милости короля; слезы и слова их доказывали, что эта клятва вырывалась прямо из сердца. Тогда Фридрих поднял гордо голову, строгий взгляд его окинул окружающих.
-- Еще слово! -- сказал он генералам, готовым идти. -- За неисполнение моих приказаний я буду строг, неумолим. Тот кавалерийский полк, который по первому слову не врубится в неприятеля, я после битвы спешу и обращу в гарнизон. Каждый пехотный батальон, который хоть на одну секунду остановится, какие бы препятствия он ни встретил, будет лишен знамени, палашей и нашивок. Теперь прощайте, господа! Мы побьем врага или никогда более не увидимся! {307}
Воодушевление, которое Фридрих сумел разжечь в своих генералах, как электрическая искра сообщилось и всей остальной армии. По всем жилам войска разлился восторг. Радостные крики и песни раздались в лагере и возвестили королю, что он смело может на все решиться.