Другим любимцем Фридриха был генерал Фуке, с прекрасным характером которого мы успели уже ознакомиться во время Семилетней войны. Он был взят в плен при Ландсгуте, содержался в Кроации до самого окончания войны и терпел всевозможные лишения. Фридрих посылал ему иногда небольшие суммы, называя их "лептой вдовицы". По возвращении из плена Фуке был пригла-{476}шен к королю, в Потсдам. Здесь Фридрих осыпал его милостями, окружил всеми удовольствиями и в два месяца заставил забыть страдания нескольких лет. Но дряхлость не позволяла старцу продолжать военной службы; он попросил отставки и позволения удалиться в Бранденбург, чтобы посвятить остальную жизнь служению Богу. Король назначил его пробстом бранденбургской соборной церкви, приказал купить дом и устроил его на свой счет.
-- Но вы должны меня навещать, -- сказал он Фуке. -- Отсюда до Брауншвейга недалеко. Когда соберетесь ко мне в гости, дайте знать -- я вышлю к вам моих лошадей.
Каждую неделю посылались к Фуке запасы отборнейших фруктов и вин из королевских оранжерей и погребов.
"Вы слабы, друг мой, вам нужно хорошее подкрепление, -- писал ему однажды Фридрих. -- Вчера отыскали в дворцовом погребе клад: бутылку венгерского из запаса моего деда. Я отведал вино -- оно превосходно. Посылаю заветную бутылку и желаю, чтобы она пришлась вам по вкусу".
Фуке заметно ослабевал. Фридрих придумывал все средства, чтобы поддержать его здоровье и силы. Когда старик являлся в Сан-Суси, его сносили с лестницы в кресле и сажали в нарочно устроенную колясочку, в которой катали по саду, между тем как король сопровождал его пешком. {477}
Когда у Фуке начал притупляться слух, Фридрих заказал ему в Париже несколько слуховых рожков.
"Благодарю, благодарю! -- писал королю старец. -- Я испытаю их в церкви, слушая слово Божье, и обязательно помолюсь за моего благодетеля".
Наконец, Фуке с трудом стал говорить. Король изобрел особенную машину, посредством которой, составляя буквы, можно было объясняться, и по нескольку часов в день проводил с ним в таком немом разговоре. В последний год жизни старого генерала, когда он не мог уже выезжать, Фридрих сам посещал его еженедельно. После такой внимательности и подлинно отеческих попечений о своем любимце, можно себе представить, как велика была печаль короля, когда в 1774 году ему донесли о смерти генерала Фуке. Несколько дней он был совершенно убит горем: последний друг его юности сошел в могилу, и великий монарх совершенно осиротел.
Из сподвижников его славы оставался еще дряхлый Цитен. Но с ним он не был связан интеллектуальными узами души. Он любил и уважал в старце простого, честного и благородного человека, заслуженного героя, но не делился с ним тайными побуждениями своего сердца, результатом своих нравственных размышлений. Это был булатный меч, закаленный в горниле опыта, преданности и правоты. Король мог надеяться на его неизменную крепость и верность -- и только. Фридрих не раз доказывал Цитену, как глубоко уважает и ценит его заслуги. Однажды, за королевским обедом, утомленный старик заснул. Генералы, сидевшие возле Цитена, хотели разбудить его.
-- Тс! -- сказал им Фридрих вполголоса. -- Не троньте старика! Пусть спит, он довольно долго за нас бодрствовал.
Во время карнавала, когда в Потсдам обыкновенно съезжались все генералы, раз утром и Цитен явился во дворец. Король вышел объявить пароль. Увидев старика, Фридрих бросился к нему:
-- Ба! И мой старый Цитен здесь! Очень рад, но зачем ты трудишься взбираться по моей крутой лестнице, я бы сам навестил тебя, верный друг! Ну, каково здоровье?
-- Слава Богу! -- отвечал Цитен. -- Ем и пью хорошо, только чувствую, что силы исчезают.
-- Стул! -- закричал Фридрих.
Адъютант подал кресло. {478}
-- Садись! -- продолжал король. -- Тебе трудно стоять.
Цитен отговаривался.
-- Садись, садись, старый отец! Иначе я уйду, я не желаю быть тебе в тягость.
Цитен сел, и король, стоя перед ним, расспрашивал его о малейших подробностях его жизни, здоровья, обстоятельств, занятий. Наконец, он его отпустил, обнимая и приговаривая:
-- Пожалуйста, береги здоровье! Чтобы я еще долго и часто имел удовольствие тебя видеть!
Одна письменная беседа с отсутствующими друзьями утешала еще Фридриха, особенно переписка с д'Аламбером, который жил его пособиями и пенсионом. И ему хотел Фридрих воздвигнуть памятник в своем саду.
"Много есть героев, которые выигрывали битвы, -- писал к нему король по этому случаю, -- многие завоевали целые царства, но людей, которые написали такое превосходное творение, как ваше {479} предисловие к Энциклопедии, очень мало. Вы достойны памятника наравне с величайшими героями".
Но французский ученый отклонил от себя эту почесть.
"Государь! -- писал он в ответ. -- Я желаю только одного памятника -- могильного камня с надписью: "Великий король дарил его милостью и осыпал благодеяниями".