История Фридриха Великого.

   Известие о победе пруссаков отняло у саксонцев последнюю надежду на освобождение из обширной их темницы. Им оставалось одно средство: обмануть бдительность прусских войск и ночью, с оружием в руках, пробиться на волю. Составили план и тайком дали знать фельдмаршалу Броуну, который стоял в Богемии. Броун с шестью тысячами человек немедленно подошел к Эльбе, в тылу {260} пруссаков, чтобы ложным нападением способствовать освобождению саксонцев. Ночь на 11-е октября была назначена для совершения дела. Броун в назначенный час занял свой пост, сделал все нужные распоряжения и ждал только условных выстрелов с высот Кенигштейна, которые должны были служить ему сигналом к атаке. Ночь была страшная: буря затемняла совершенно небо и волновала реку, дождь лил, как из ведра. Саксонцы строили мост через Эльбу при блеске молний, и каждый порыв ветра разрушал их работу. Наконец, мост поспел, сигнал подан, но гром небесный заглушал громы пушек, и Броун не трогался с места. Таким образом, попытку к освобождению надлежало отложить до другого времени. Условились обождать два дня.

   Фридрих употребил этот случай в свою пользу. Он усилил свои посты на Эльбе, укрепил их ретраншаментами и засеками, а против Броуна выдвинул отдельный корпус. Положение австрийского полководца становилась затруднительным. Прождав бесплодно два дня и опасаясь за самого себя, Броун в ночь на 14-е число поспешно отступил и повел свой отряд назад в Богемию.

   Правый берег Эльбы у Пирны и Кенигштейна горист и покрыт лесом и кустарником -- одни лощины и рытвины между горами могут служить военной дорогой. Зная это, Фридрих овладел всеми окрестными высотами. {261}

   Ночью, на 15-е октября, часть саксонской армии переправилась через Эльбу под проливным дождем. Ветер разрушил за нею мосты. Саксонцы с твердостью шли вперед в надежде вскоре встретить своих союзников. Но нигде не было и следа австрийцев, вместо их они находили пруссаков во всех дефилеях, ведущих в Богемию. Близ горы Лилиенштейн они вынуждены были, наконец, занять позицию. Там они остались выжидать, с тревогой, чем решится дело.

   Между тем пруссаки, которые караулили выход саксонцев из-под Пирны, тотчас же заняли их лагерь, напали в тылу на их арьергард, захватили его в плен и отняли большую часть обозов и орудий, так что войско, перешедшее за реку, осталось совершенно отрезанным. Трое суток пробыли саксонцы в новом своем заключении, не смея двинуться с места, напрасно поджидая помощи, без пищи, под открытым небом, на сырой земле, под несмолкающим дождем и в беспрерывном страхе. Весь патриотизм, все мужество их истощились вместе с потерей физических сил.

   Напрасно Август и Брюль требовали от несчастного войска, чтобы оно, собрав остаток сил, пробилось сквозь дефилеи -- генералы не отваживались на такое смелое дело, солдаты не могли им повиноваться, потому что были совершенно истощены и умирали страшной смертью от изнурения и голода. Граф Рутовский попытался, наконец, добыть свободу честной капитуляцией. Он отправил офицера к генералу Винтерфельду со своими предложениями. Винтерфельд не принимал никаких предложений, говоря, что не имеет на то повелений короля. Он провел посланного с умыслом по всей цепи прусских войск, чтобы лишить саксонцев и тени надежды и показать им, что каждая попытка пробиться оружием будет явным безумством с их стороны.

   Итак, вся саксонская армия должна была сдаться в плен. Жребий ее зависел от великодушия победителя. Все полки, без исключения, положили оружие. Фридрих проезжал по рядам, ободрял и утешал их; к генералам обращался с лаской и пригласил их к своему столу.

   Солдатам тотчас были розданы двойные порции хлеба и вина. С офицеров взято честное слово, что они в продолжение всей этой войны не поднимут оружия на Пруссию, и затем они были распущены по домам. Но простые солдаты должны были присягнуть прусскому знамени, получили прусскую обмундировку и были ча-{262}стью размещены по различным полкам, частью остались в прежнем составе, но причислены к прусской армии.

   Это была важная ошибка со стороны Фридриха. Саксонские солдаты всегда были плохи и принесли ему мало пользы, зато при первых военных действиях целые полки саксонцев, одушевляемые чувством оскорбленного патриотизма, переходили в неприятельские ряды. С другой стороны, неслыханный дотоле пример порабощения целой неприятельской армии навлек на него еще более негодование европейских держав.

   Король Август выговорил себе только две привилегии: что крепость Кенигштейн останется нейтральной до окончания войны, и что он может с графом Брюлем беспрепятственно отправиться в Варшаву.

   Фридрих не только согласился на оба пункта, но даже приказал очистить всю дорогу, по которой поедет польский король, от прусских войск, чтобы встреча с ними не растравляла тяжких ран его сердца. Варшавские балы и маскарады скоро рассеяли печаль доброго короля.

   Супруга его, однако, осталась в Дрездене и продолжала вести тайную переписку с австрийскими генералами, возбуждая их своими жалобами против Фридриха.