История Фридриха Великого.

   К такому позору он не был приготовлен. Он запечатал свой патент, орден и камергерский ключ в пакет и отправил их к королю, при письме, в котором старался оправдаться и сложить вину на других. На это Фридрих ему отвечал: {234}

   "Ваше бесстыдство меня удивляет; тогда как поступок ваш ясен, как день; вместо сознания вины, вы еще стараетесь оправдаться. Не воображайте, однако, что вы можете убедить меня в том, что черное -- бело: иногда люди не видят потому, что не хотят всего видеть. Не доводите меня до крайности, иначе я велю все напечатать, и тогда мир узнает, что если сочинения ваши стоят памятников, то сами вы по поступкам своим достойны цепей. Я бы желал, чтобы только мои сочинения подвергались стрелам вашего остроумия. Я охотно жертвую ими тем, которые думают увеличить свою известность унижением славы других. Во мне нет ни глупости, ни самолюбия других авторов. Интриги писателей мне всегда казались позором литературы. Не менее того я уважаю всех честных людей, которые занимаются ею добросовестно. Одни зачинщики интриг и литературные сплетники в моих глазах достойны всяческого презрения. Молю Всевышнего, чтобы он вразумил вас и помиловал".

   Казалось бы, что после такого письма для Вольтера все кончено при прусском дворе, но хитрый француз, зная нежные струны сердца Фридриха, прикинулся совершенно несчастным и отчаянным, просил лишить его жизни, если у него отнята милость монарха и сумел до того разжалобить короля, что в тот же вечер произошло примирение. Вольтер получил обратно все знаки королевской милости. Но прежняя короткость между поэтом и монархом не могла возобновиться. До Вольтера дошли слухи, что король хотел только дождаться благовидного случая, чтобы уволить его совершенно и поэтому сказал одному из своих приближенных: "Когда апельсин начинает загнивать, надо из него выжать сок, а скорлупу бросить". Вольтер понял, что для него будет выгоднее предупредить свою отставку и стал проситься в отпуск на пломбиерские воды, во Францию. Король не удерживал его. В марте 1753 года оба расстались друзьями.

   Фридрих просил только возвратить ему его стихотворения и оставить в Потсдаме камергерский ключ и патент на пенсион. Вольтер не исполнил желания короля, выехал из города тайком и едва прибыл в Лейпциг, как уже начал печатать статейки, оскорбительные для короля и его Академии. За это, при въезде во Франкфурт, он был схвачен по приказанию Фридриха и до тех пор содержим под стражей, пока чемодан его с требуемыми вещами не {235} прибыл в Берлин. И после всего этого Фридрих был еще настолько милостив, что переписывался с Вольтером и осыпал его подарками до самой смерти.

   Другой французский ученый, д'Аламбер, напуганный примером Вольтера, не соглашался переселиться в Пруссию, несмотря на самые лестные и заманчивые предложения Фридриха. В 1755 году король имел с ним личное свидание в Везеле, но и тут не удалось ему убедить упрямого француза. Но между королем и д'Аламбером завязалась ученая переписка, содержание которой чрезвычайно любопытно. В ней, между прочим, находим мы случай, который прекрасно обличает взгляд Фридриха на свободу мысли и свободу печати.

   Редактор газеты "Нижнерейнский курьер" в 1741 году напечатал краткое известие о смерти французского адвоката Лоазо де Молеона. Родные адвоката нашли в этом некрологе некоторые ошибки и до того обиделись, что решили через д'Аламбера просить Фридриха о наказании редактора за это оскорбление. Фридрих одним махом пера хотел образумить и д'Аламбера и честолюбивое семейство адвоката. Вот что он ему написал:

   "Надеюсь, что семейство де Молеон дозволит мне не тревожить редактора "Нижнерейнской газеты", потому что без свободы писать разум остается во тьме. Мне кажется, что фамилия де Молеон обучалась в школе Ле Франса де Перпиньяна; она полагает, что глаза целой Европы обращены на нее, и что мир исключительно занят одним этим семейством. Но я, живущий в Германии и довольно коротко знающий все дела Европы, смею уверить фамилию де Молеон, что здесь даже никто не подозревает о ее существовании. Клятвенно уверяю вас, что в целой Германии никто не противится дворянству этого семейства; что для Регенсбургского сейма решительно все равно, отчего умер адвокат де Молеон: от нароста ли на сердце или от порыва кровеносной жилы; и что, наконец, все адвокаты Парижа, все его чиновники, президенты и даже сам канцлер имеют право жить и умереть, как им заблагорассудится. В Германии обещают не обращать на это внимания".

   Но д'Аламбер не удовольствовался таким ответом и снова обеспокоил короля просьбой семейства де Молеон. Тогда Фридрих написал ему: {236}