История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим

Обоз сопровождал генерал-майор Кздоган, главный интендант герцога (не принадлежавший к числу лучших друзей мистера Уэбба). Он с сотней-другою всадников явился на подмогу нашему генералу под самый конец сражения; когда неприятель уже отступал по всему фронту. Он изъявил полную готовность ударить со своей конницей на бегущих французов; но его отряд был настолько малочислен, что не мог бы причинить им серьезного вреда, и мистер Уэбб в качестве старшего начальника счел, что мы уже достаточно сделали, удержав свои позиции под натиском неприятеля, который легко опрокинул бы нас в открытом бою, и обеспечив обозу возможность свободного следования. Таким образом, всадникам Кэдогана не пришлось даже обнажить сабли, однако своим появлением они отбили у французов всякую охоту возобновить попытки атаковать нас. Так как подобных попыток не было, то с наступлением ночи генерал Кэдоган вместе со своим эскадроном отбыл на главную квартиру, довольно хмуро распростившись с мистером Уэббом.

- Как раз вовремя поспеет в Ронк, чтобы подлизать остатки ужина с тарелок милорда герцога, - сказал мистер Уэбб.

Наши люди всю ночь оставались в лесу, а генерал отужинал в маленьком Винендальском замке.

- Будь я Кэдоганом, я бы удостоился звания пэра за сегодняшнее дело, сказал генерал Уэбб, - а ты, Гарри, получил бы полк. Ты отличился в обоих последних боях и едва не был убит в первом из них. Я упомяну об этом в своем донесении его светлости генералиссимусу и буду ходатайствовать, чтобы тебя произвели в майоры, на место бедного Дика Харвуда: Найдется у тебя сотня гиней, чтобы дать Кардонеллу? Завтра, когда повезешь мое донесение на главную квартиру, сунь ему в руку.

И точно, генерал-майор по доброте своей упомянул о капитане Эсмонде в самых лестных выражениях, и когда названный джентльмен доставил донесение на главную квартиру, он имел удовольствие получить от секретаря его светлости ответное послание, адресованное генерал-лейтенанту Уэббу. Голландский офицер, посланный графом Нассау-Вуденбергом, сыном, фельдмаршала Оверкерка, также воротился с любезным письмом для своего командира, который помогал мистеру Уэббу в винендальской операции, явив при этом немалую доблесть и знание дела.

Вручая письмо мистеру Уэббу, Эсмонд отвесил ему низкий поклон и с радостной улыбкой приветствовал его как генерал-лейтенанта. Сопровождавшие генерала джентльмены - Эсмонд повстречался с ними на дороге в Менен - шумно изъявили свой восторг по этому поводу; он поблагодарил их, вспыхнув от волнения, и поспешил вскрыть письмо.

Он гневно хлопнул им по своему сапогу, как только дочитал его до конца.

- Даже не его рукою писано! Возьми, Эсмонд, прочитай вслух. - И Эсмонд прочел:

"Сэр! Только что прибыл сюда мистер Кэдоган и сообщил мне об успешном исходе сражения, данного вами вчера днем группе войск под командою мсье де Ламотта близ Винендальского замка, каковым успехом мы обязаны преимущественно вашей решимости и разумным действиям. Прошу вас не сомневаться, что по возвращении на родину я сумею отдать вам должное и при всяком удобном случае рад буду отметить важную услугу, которую вы оказали, обеспечив безопасное следование обоза.

Ваш и пр. М.".

- Две строчки рукой негодяя Кардонелла, и это за взятие Лилля, за разгром неприятеля, в пять раз сильнейшего, за сражение, которое не уступает самым блистательным из его собственных побед, - говорил бедный мистер Уэбб. - Генерал-лейтенант! Он здесь ни при чем! Ведь я был старшим генерал-майором. Ах, будь ты... пожалуй, он порадовался бы более, если б я потерпел поражение.

Послание к голландскому офицеру, писанное по-французски, было длиннее и куда любезнее адресованного мистеру Уэббу.

- Таков этот человек, - гневно продолжал последний. - Набит золотом, осыпан титулами и почестями, которые мы завоевали ему, и скупится на строчку похвалы товарищу по оружию! Разве ему все еще мало? Разве мы не для того деремся, чтобы он мог утопать в богатстве? Ничего, джентльмены, подождем выхода "Газеты". Королева и родина оценит наши заслуги, если его светлость отказывает нам в том. - Слезы негодования навернулись у доблестного воина при этих словах, и он смахнул их перчаткою. Потом он сжал кулак и потряс им перед собой. - Клянусь всевышним, - сказал он, - есть нечто такое, что я предпочел бы званию пэра!

- Что же это, сэр? - спросили некоторые из его свиты.

- Четверть часа наедине с Джоном Черчиллем на зеленой лужайке, и так, чтобы, кроме парочки рапир, ничто нас не разделяло...

- Сэр! - прервал его один из джентльменов.

- Пусть он услышит! Я знаю, этого вы опасаетесь. Я знаю, что до него доходит каждое слово, сказанное кем-либо из старших офицеров армии. Храбрости его я не оспариваю. Да, он храбр, будь он проклят! Но подождем выхода "Газеты", джентльмены. Боже, храни ее величество! Она оценит наши заслуги.