История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим

Дело, в котором ходатаем являлся полковник Эсмонд, не могло не решиться в его пользу у столь пристрастного судьи, каким, по собственному признанию, была леди Каслвуд; и потому для него не составило особого труда примирить ее с известием, им привезенным, о женитьбе ее сына, на иностранке и притом папистке. Госпожа Эсмонда никогда не доходила до той враждебности по отношению к католичеству, которая не в диковинку была среди ее соотечественников; она считала, что наша религия, бесспорно, является ответвлением католической, но что на главном стволе, который представляла собой Римская церковь, немало привилось всяких извращений (она удивительно хорошо для женщины разбиралась в этих богословских спорах благодаря тому, что еще девушкою заменяла секретаря покойному декану, своему отцу, и записывала многие из его проповедей под диктовку); и если Фрэнк выбрал себе жену, принадлежащую к южно-европейской церкви, как она называла католичество, то это не причина, чтобы ей не признать своей невестки. А потому она тотчас же написала вновь обретенной дочке прелестное, трогательное письмо (таким его нашел Эсмонд, которому оно было показано перед отправлением), где лишь легкая тень неодобрения сквозила в ласковых упреках сыну за то, что он не испросил хотя бы письменно благословения любящей матери на тот шаг, который готовился совершить. Каслвуд отлично знает - так она писала сыну, - что она никогда не отказывала ему ни в чем, что только зависело от ее воли, и едва ли стала бы противиться браку, который, как она надеется, составит его счастье и удержит его от всяческих безрассудств, до сих пор доставлявших ей немало тревог; далее она просила его поскорей вернуться и водвориться в своем родовом Каслвуде ("Это и в самом деле его родовое гнездо, - сказала она полковнику Эсмонду, - но он над ним господин только благодаря вашему самоотвержению") и принять от нее отчет за те десять лет, что она управляла всем по причине его несовершеннолетия. Неусыпным попечением и бережливостью она достигла того, что поместье находилось ныне в лучшем состоянии, чем когда-либо со времени парламентских войн, и милорд являлся обладателем небольшого, но твердого дохода, не обремененного долгами, как то было при его расточительном отце. "Боюсь только, - сказала она, - что я сберегла моему сыну имение, но зато утратила в значительной мере свое влияние на него". И так оно в самом деле и было. Дочь миледи постоянно жаловалась, что мать все делает для Фрэнка, а для нее ничего; сам же Фрэнк был недоволен простым непритязательным укладом жизни в Уолкоте, где он воспитывался скорей как сын бедного священника, нежели как молодой дворянин, призванный играть некоторую роль в свете. Должно быть, именно этот пробел в его воспитании побудил его столь жадно наброситься на жизненные удовольствия, как только он получил к ним доступ; и он не первый юноша, испорченный чрезмерно ласковой заботой женщин. Нет лучшей школы для детей, больших и малых, нежели общество тех, кто по своему положению или природным качествам превосходит их; это помогает избавиться от преувеличенной самоуверенности, свойственной растущим в одиночестве.

Но подобно тому, как неисправимый мот, составляя для друзей перечень своих долгов, никогда не сделает его полным и уж непременно утаит какой-нибудь чудовищный счет, которого не смеет перед ними обнаружить, так и у бедняги Фрэнка осталось на совести еще одно весьма важное признание, которым он не решался ошеломить свою мать в первом письме. Быть может, у Эсмонда и возникли кое-какие опасения после этого письма, ибо он знал, в чьи руки попал молодой виконт; но каковы бы ни были эти опасения, он их хранил про себя, не желая смущать свою госпожу тревогой, которая могла оказаться безосновательной.