История Германии в ХХ веке. Том I

Иммигранты, будь то немцы или поляки, лишь постепенно принимали новую, тревожную среду и тем более тесно объединялись в частной сфере, ориентируясь на традиционные ценности родного общества, чем сильнее менялась их привычная жизнь. Это привело к характерному разрыву между миром, в котором теперь жили новоприбывшие, и той культурной ориентацией, на которую они стремились опереться. Эта ментальная и культурная опора осуществлялась, в частности, через правила и идеи относительно семьи, брака, сексуальности и через определения нормальности – правила, которые черпали свою легитимность из представлений о старых традициях и из ценностных ориентаций, которые якобы действовали на протяжении веков. Во многих случаях это было желаемое, принятое за действительное, – вымышленные образы старинной, но теперь находящейся под угрозой традиции, которая должна быть восстановлена и укреплена с помощью жестких санкций в качестве оплота против наступающего нового. Но то, что эти представления были в значительной мере плодом вымысла, не уменьшало их эффективности36.

Эта взаимосвязь отхода от традиционного и ориентации на него становится особенно очевидной в молодежном движении. Изначально оно было частью более широкого движения «реформаторов жизни», которые стремились найти свой собственный, новый путь в мире вильгельминизма, который воспринимался как ограничивающий и угнетающий, стремились к свободе, природе и оригинальности и вырваться из ограничений условностей. Влияние этих стремлений было заметно в области жилищного строительства и городского планирования, а также в сфере образования или сексуальной политики. Однако молодежное движение было гораздо шире, а также более диффузным в своих целях, чем «реформаторы жизни». Однако, прежде всего, оно было более влиятельным, причем на протяжении десятилетий.

В основе молодежного движения лежали попытки учеников гимназий из больших городов около 1900 года порвать с большим городом, массовым обществом и индустриализмом, а также с родительскими домами и школами, которые воспринимались как узкие и авторитарные, чтобы вернуться к природе, свободной жизни и товариществу с единомышленниками. Походы по якобы первозданной природе, простота вдали от цивилизации, сон у костра под открытым небом, прославление народных обычаев, празднование солнцестояния по древнегерманским обычаям, энтузиазм по поводу выдуманного, романтического Средневековья характеризовали это быстро растущее движение среди молодежи среднего класса. Она достигла своего апогея в 1913 году, когда тысячи представителей молодежных движений собрались на горе Хоэр Майснер и в ходе патетического действа поклялись «строить свою жизнь в соответствии с собственным определением, собственной ответственностью, с внутренней правдивостью»37.

Хотя такие устремления часто ограничивались выходными или воскресными экскурсиями в городской лес и вскоре приобретали причудливые формы, это молодежное движение, критикующее цивилизацию, выражало столь же широко распространенное недовольство модерным безудержным экономическим ростом и массовым обществом Германской империи, сколь и глубокую тоску по уверенной ориентации, простоте и непосредственности. То же самое относится и к стремлению многих городских жителей, уставших от цивилизации, бежать из крупных городов на природу, где они предавались культу солнца, света и «жизни», здоровья и природы и вскоре нашли множество самых различных подражателей. Они были во многом связаны с молодежным движением.

Ядром этого очень разношерстного движения являлся сам идеал «юности». Признание собственной молодости считалось подлинным актом освобождения. Это становится более понятным, если принять во внимание, что в предшествующие десятилетия ролевой моделью немецкого общества был зрелый, пожилой мужчина. Немецко-австрийский писатель Стефан Цвейг, родившийся в 1881 году, вспоминал в своих мемуарах школьные годы как одно сплошное наказание шпицрутенами за то, что он еще не стал взрослым, и сетовал на то, что в 1880-х и 1890-х годах «молодость становилась препятствием в любой карьере, и только возраст был преимуществом». Таким образом, «в тот век безопасности каждый, кто хотел пробиться вперед, должен был использовать все возможные способы маскировки, чтобы казаться старше. <…> Люди надевали черные сюртуки, усваивали неторопливую походку и, по возможности, приобретали легкую полноту, чтобы воплощать эту желанную степенность, а те, кто был амбициозен, старались, по крайней мере внешне, отречься от молодости – возраста, который подозревали в несолидности»38.