История Германии в ХХ веке. Том II

Те, кто раньше отдавал распоряжения, теперь сами выполняли приказы союзников. Однако казалось, что в результате подобного поворота событий не только стирались различия между бывшими «власть имущими» и «бессильными» или между жертвами и преступниками. Создавалось впечатление, что запущен процесс всеобщего обнищания среди руин. Голод, холод, власть чужаков создавали образ населения, объединенного и равного в несчастье. Это было верно во многих отношениях – удивление, дезориентация, отчаяние, облегчение и страх перед неизвестностью в будущем смешивались в охватившее население чувство шока и изнеможения: «Десятки тысяч людей разгребали завалы, все в пыли и грязи, передавали друг другу по цепочке кирпичи и куски стен разбомбленных магазинов и конторских зданий. Баррикады, возведенные несколько недель назад другими руками, теперь разбирались ими. Берлин очищался от руин. Мужчины и женщины, покрытые слоем пыли, без имен, без званий и без смысла в жизни», – записал молодой берлинец в своем дневнике весной 1945 года3. Урсула фон Кардорфф описала свои впечатления на железнодорожном вокзале в Галле вскоре после окончания войны: «Жуткие образы. Руины, среди которых бродят существа, которые, похоже, уже не принадлежат этому миру. Вернувшиеся с фронта солдаты в рваных, подбитых ватой мундирах, покрытые ранами, ковыляют на самодельных костылях. Живые трупы»4. Немецкий народ, единый в тяготах и лишениях, – вот запоминающийся и часто точный образ послевоенного периода.

Но это относилось не ко всем. «То, как сегодня живет средний немец на оккупированных территориях, во многом зависит от того, где он живет», – докладывал в апреле 1945 года офицер американской разведки об инспекционной поездке в районы к западу от Рейна. В то время как в городах царили разруха и лишения, сельское население жило гораздо лучше. А в буржуазных пригородах больших городов и на курортах зажиточные немцы жили практически как раньше. Полки магазинов были заполнены товарами, люди хорошо одеты, казалось, что они «излучают богатство и здоровье, и ужасы войны их никак не коснулись»5.

Социальные различия, уже заметные в военные годы, между теми, кто больше всего пострадал от последствий войны, и теми, для кого это было не так, усилились после окончания войны. Жизнь тех, кто жил под бомбежками в городах, беженцев, перебиравшихся на запад с восточных территорий, тех, кто возвращался домой после эвакуации или заключения, иностранных военнопленных и иностранных рабочих, освобожденных узников концлагерей и выживших евреев кардинально отличалась от жизни тех, кому не пришлось все это пережить. Традиционные социальные различия, как стало ясно в самом начале, не были устранены, а во многом только усилились.

По данным американской разведки, в годы между окончанием войны и проведением денежной реформы наибольшее беспокойство у немцев вызывали прежде всего три вещи: неизвестная судьба их родственников, разрушенные дома и предприятия, на которых они работали, а также голод и черный рынок.

Восемнадцать миллионов человек были призваны в вермахт во время войны. Более трети из них к концу войны погибли или пропали без вести, а более десяти миллионов попали в плен. Из-за хаоса последнего военного и первого послевоенного периода часто месяцами и годами не было никакой информации об их местонахождении. Долгое время также невозможно было получить достоверную информацию о судьбе примерно двенадцати миллионов беженцев и перемещенных лиц с восточных территорий. Часто требовались годы, чтобы выяснить, кто был среди примерно двух миллионов погибших или пропавших без вести. Еще меньше было известно о 600 тысячах гражданских лиц, которые были вывезены в Советский Союз, как и о примерно двух миллионах немецких военнопленных.

На территории рейха во время войны из разрушенных бомбами городов в сельскую местность было переселено или эвакуировано около восьми миллионов немцев, в основном дети, женщины и старики, а в ходе «перебазирования заводов» также целые рабочие коллективы важных для военной промышленности предприятий. Возвращение в разрушенные города сначала было невозможным, затем было связано с определенными трудностями, и часто проходило много времени, прежде чем эвакуированные могли вернуться домой. Через два года после окончания войны, в апреле 1947 года, около трех миллионов человек все еще числились «эвакуированными»6. Только в начале 1950-х годов это насильственно мобилизованное общество в какой-то степени снова укрепилось, но во многих семьях беспокойство о пропавших родственниках продолжалось гораздо дольше.