Двинуть Ахерон можно было однако и тысячью других способов. В начале сентября собрался рейхстаг. Со своими 230 национал-социалистскими и 89 коммунистическими депутатами рейхстаг не являлся больше работоспособной частью государственного аппарата, функционирующей волей народа, а котлом кипящего народного недовольства. Правда, Папен сумел накрыть котел покрышкой.
Хотя национал-социалисты добились избрания Геринга председателем рейхстага, хотя Геринг и Фрик и обсуждали с центром вопрос о смещении канцлера, — у Папена против них имелось все же достаточно острое средство, лежавшее наготове в традиционной красной папке: приказ президента, объявлявший рейхстаг распущенным. Роспуск парламента является прерогативой главы государства. Однако тяжеловатая на подъем практика последних лет сумела использовать это сильнодействующее средство. Президент заблаговременно передает приказ о роспуске в руки канцлера, которого он почтил своим доверием. Последний хранит приказ в красной папке и в случае нужды извлекает его оттуда, нанося дьявольский удар, от которого распадается строптивый парламент. Уже некоторое время господин фон Папен на худой конец владел этой волшебной формулой в красной папке, и когда 12 сентября рейхстаг собрался, он поступил бы очень мудро, если бы сразу извлек этот приказ на свет божий. Ибо было известно, что центр и национал-социалисты из жестокой ненависти к Папену собираются свергнуть его с помощью других оппозиционных партий. Однако действительно ли они намерены были сделать это? Это не было вполне достоверно. И господин фон Папен, очевидно, доверился этой недостоверности. Ибо фигуры на доске были расположены следующим образом: национал-социалисты из одного чувства мести могли попытаться свергнуть Папена, однако если бы канцлер опередил их и распустил рейхстаг, то национал-социалистам предстояла бы избирательная борьба, в которой они могли потерять не только шерсть, но и часть шкуры.
Ибо случившееся 13 августа сильно повредило им в глазах избирателей, и недаром Гитлер приходил в неистовство по поводу поражения, которое Папен сумел превратить во всеобщее зрелище. При попытке захватить власть Гитлер поскользнулся, и это означало не кратковременное, а, очевидно, глубокое падение для партии, застрявшей между вершиной и пропастью. Благодаря своей политике собирания голосов эта партия на деле не стала сильнее, а лишь сильнее нуждалась во власти. Она не могла больше спокойно дожидаться власти. Она не могла, подобно другим партиям, сказать своим избирателям: дайте мне побольше голосов, и я осуществлю ваши требования. Притягательная сила этой партии покоилась не на уверенности избирателей в том, что она уже теперь в состоянии выполнить их требования, а в их доверии к ее грядущей победе. Она должна была проявить свои таланты не в министерствах, а лишь после завоевания власти. Если бы она не в состоянии была в ближайшем будущем добиться власти, то престиж ее неизбежно должен был пасть и она должна была лишиться части голосов. А если бы отход избирателей начался, трудно было сказать, когда он прекратится.
Вот почему партия не могла решиться на новые выборы в близком будущем и должна была всеми способами избегнуть роспуска рейхстага. Таковы были действительно намерения руководителя фракции д-ра Фрика, когда 12 сентября коммунисты внесли вотум недоверия Папену и потребовали немедленной постановки его на голосование. Так можно было свергнуть Папена, но, и будучи свергнут, канцлер, продолжая вести дела и имея ордер президента, мог распустить рейхстаг. Такое толкование конституции было мало приятным для национал-социалистов, однако против него нельзя было выдвинуть никаких возражений.
По требованию Фрика заседание рейхстага было прервано на полчаса, с тем чтобы руководители фракции обсудили положение. Папен использовал перемирие для собственного вооружения: сломя голову он помчался в свою канцелярию за красной папкой с приказом о роспуске рейхстага. Когда национал-социалисты увидят на столе красную папку, думал Папен, у них пропадет охота свергнуть правительство. Он и не подозревал, какой удар готовил ему в это время Геринг.