Гитлер надеялся удовлетворить его жажду власти и почестей, назначив его министром без портфеля законом от 1 декабря 1933 года, в котором партия приравнивалась к государству. Но Рем ограничился замечанием, что это отличие было в тот же день пожаловано и Рудольфу Гессу, назначенному фюрером председателем центральной политической комиссии НСДАП.
В начале 1934 года позиция Рема стала открыто враждебной. Гестапо, подвергавшее его жесткой слежке, докладывало, что все чаще многие из правых оппозиционеров вступают с ним в контакт. Почти каждый день донесения предоставляли Гитлеру сведения о том, что Рем критиковал его, создавая у фюрера растущее чувство беспокойства. Что касается Гиммлера и Геринга, Рем был для них врагом номер один. Его слова и дела истолковывались ими без малейшего снисхождения. За самими штурмовыми отрядами также стали присматривать. А члены СА частенько выпивали, чтобы затем бродить по улицам, распевая неприличные или чересчур революционные песни.
Так звучал припев одной из их любимых песенок, текст которой чья-то услужливая рука положила на стол Гитлера. Тот разозлился. Он столько сил положил на то, чтобы доказать, что нацисты с уважением относятся к государственным министрам и религии. А старый маршал конечно же испытывает почтение к Гогенцоллернам.
Не заботясь о последствиях, Рем в компании со своими юными красавцами учинил несколько отвратительных попоек. Организованные им пропагандистские поездки сопровождались скандальными инцидентами. Все это безобразие творилось почти открыто. Тягчайшие злоупотребления совершали и его «верные друзья». К примеру, Карл Эрнст, бывший булочник, а затем лифтер и официант, назначенный за свои бесчинства руководителем группы СА в Берлине, растранжирил в отвратительных дебошах деньги общественных пожертвований. Все эти факты аккуратно докладывались Гитлеру. Геринг торжествовал, он мстил Рему за жестокие насмешки, которым тот подвергал его стремление изображать из себя мецената от искусства. Однако чтобы принять решение, Гитлеру этого не хватало. Боязнь ополчиться против Рема, остатки признательности за все, что тот для него сделал, смутное чувство неполноценности, память об уважении, которое бывший капрал питал к своему капитану, – все это мешало Гитлеру, несмотря на доносы гестапо, пожертвовать Ремом, отдать его на расправу врагам.
В начале 1934 года более тревожные признаки поставили судьбу Рема под угрозу. Гитлер знал о враждебном отношении армии к новому режиму. Ему уже удалось приручить промышленников и восточных землевладельцев, теперь он решил задобрить рейхсвер и предложил военным взять под свой контроль штурмовые отряды СА. Подарок показался генералам с подвохом, они были уверены в том, что сорвиголовы Рема заполонят традиционные кадры армии.
Гитлер прекрасно помнил, что режим, не способный управлять своей армией, не может быть уверенным в завтрашнем дне. Будучи в оппозиции, он решительно нападал на все институты общества, кроме одного: его демагогия замирала перед армией. Так же как и Веймарская республика, Гитлер решил заключить с армией сделку. Единственной жертвой при наведении порядка стал генерал Хаммерштейн, Верховный командующий рейхсвера, отстраненный от должности в конце 1933 года за свои связи с бывшим канцлером фон Шлейхером. Пост этот был отдан другу Гинденбурга фон Фричу, потомственному военному. Такое проявление доброй воли укрепило доверие военных. Выступая от имени генералов в Ульме, Бломберг заявил: «Мы со своей стороны выражаем полное доверие, безоговорочную поддержку и нерушимую преданность нашему профессиональному долгу и полны решимости жить, работать, а если потребуется, и умереть в новом рейхе, движимом новой кровью».
Гитлер сделал для военных послабление в применении норм нового государства. Организация работы чиновников, автоматически вытекавшая из расистских принципов Третьего рейха, начала применяться с 7 апреля 1933 года. Чиновники – евреи или потомки евреев – изгонялись без малейшего снисхождения. Подобные же меры грозили армии. Но применение этого закона там было отодвинуто на 31 мая 1934 года. Можно было предположить, что количество уволенных офицеров будет большим, так как большинство дворянских семей Германии имело среди предков евреев, позолотивших в свое время их гербы. Однако чистка прошла по минимуму: в армии пострадали пять офицеров, два курсанта, тридцать унтер-офицеров и солдат; во флоте – два офицера, четверо курсантов, пять унтер-офицеров и матросов.