История городов будущего

На нынешней все еще ранней стадии обратной глобализации после холодной войны быть современным китайцем – означает жить в «Округе Ориндж», созданном по калифорнийским лекалам охраняемом поселке в окрестностях Пекина, а быть современным арабом – значит жить в «Беверли-Хиллз» недалеко от Каира. Подобные декорации Запада стали сегодня концентрированным выражением современного мира, хотя со временем могут возникнуть и более интересные сплавы. Помня о критике, которой профессиональные историки подвергают сейчас примитивное представление о синонимичности «Запада» и современности, да и само противопоставление Востока Западу, придуманное европейцами, чтобы преподнести техническое превосходство как обоснование своей колонизаторской политики, эта книга тем не менее со всей серьезностью рассматривает исторически сложившиеся образы национального самовосприятия, включая и представления о собственной отсталости. Примеры, когда не-западные народы отказывались от привязки модернизации к всеобъемлющей вестернизации, как это случилось в Шанхае и Бомбее в 1920-е годы, будут разбираться тщательно, даже с удовольствием. Но не останутся без внимания и такие моменты, как франкоговорящий Петербург XVIII века или современный китайский «Округ Ориндж», где превалирует прямое копирование.

Причины, по которым после долгих веков отставания от арабского мира, Индии и Китая Западная Европа так резко ускорила развитие, остаются невыясненными; историки до сих пор ведут жаркие споры о том, как это произошло. Поскольку окончательного ответа нет и по сей день, это подстегивает тягу к подражанию. Подражание – это возможность догнать, точно не выяснив почему, как и до какой степени ты отстаешь; даже не поняв толком, что значит это «отставание». Исторический опыт показывает, что подражание – это чаще всего не цель, а лишь первый шаг в деле развития. Через двадцать лет после восстановления связей с внешним миром сегодняшний Шанхай больше походит на подражательный Шанхай 1860-х годов с его британскими, французскими и американскими поселениями, нежели на флагман передовой китайской современности – Шанхай 1920-х. Дело в том, что, несмотря на все нынешние небоскребы и поезда на магнитной подушке, сто лет назад Шанхай был куда больше похож на город будущего. Но к концу XXI века Шанхай вполне может побить все свои прежние исторические рекорды.

По-настоящему наш век уникален тем, что копии стали куда важнее оригиналов. Хотя в отпуск мы скорее съездим посмотреть на Дворец дожей в Венецию, в поддельном дворце дожей Мумбайского университета учатся будущие премьер-министры и главы корпораций идущей на подъем Индии. То, что происходит в элегантном Крайслер-билдинге на Манхэттене, когда-то построенном могущественным американским автопромышленником, а ныне на 90 % принадлежащем суверенному фонду эмирата Абу-Даби⁷, куда менее важно, нежели происходящее в крайслеровских башнях-близнецах в Дубае – безвкусной подделке, где медиакомпании ежедневно проверяют на прочность границы свободы прессы в арабском мире. Пускай в Венеции и Нью-Йорке, в уюте благополучных развитых демократий, жить и проще, но судьба мира в XXI веке будет решаться в таких городах, как Мумбай и Дубай.

Чтобы как следует сориентироваться в новом веке и ответить на вопрос «Где это мы?» не только в пространственном, но и во временном контексте, историю петербургов и шанхаев мира нам нужно знать так же хорошо, как историю лондонов и нью-йорков. Каждый шанхайский школьник в курсе, что когда-то здесь была американская колония; то, что большинству американцев этот основополагающий факт китайско-американских отношений остается неведом, означает, что в будущее мы идем с завязанными глазами. Раз уж ключевое для XXI века событие произошло триста лет назад, когда Петр Великий, потрясенный Амстердамом, решил построить столицу, которую Достоевский позднее назвал «самым отвлеченным и умышленным городом на всем земном шаре»⁸, то будет правильно отсюда и начать.

1. Новый амстердам. Санкт-Петербург, 1703–1825

Фасад и разрез здания Кунсткамеры. Гравюра, 1741. © Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). MЛ–890 и MЛ–891