История господина Зоммера

Но не мое! Я продолжал идти со временем в ногу. Я был на вершине времени – во всяком случае, мне так казалось, а иногда я чувствовал себя даже впереди своего времени! Рост мой был уже почти метр семьдесят, весил сорок девять килограммов и носил обувь сорок первого размера. Я как раз ходил уже в пятый класс гимназии. Я прочитал уже все сказки братьев Гримм и еще половину Мопассана. Я уже выкурил полсигареты и посмотрел в кино два фильма об австрийской императрице. Еще немного времени, и я получу ученический билет со страстно желаемым красным штампом «старше 16», который даст мне право ходить на фильмы с ограничением возраста и без сопровождения «родителей и/или воспитателей» посещать до 22 часов общественные кафе. Я мог решать уравнения с тремя неизвестными, смастерить кристаллический детектор для приема на средних волнах, рассказать наизусть начало «De bello Galico» и первые строфы Одиссеи, даже если я не знал ни слова по-гречески. На пианино я больше не играл Диабелли или ненавистного Хесслера, а вместе с блюзами и буги-вуги играл знаменитых композиторов, таких как Гайдн, Шуман, Бетховен или Шопен, а случающиеся время от времени приступы гнева фройляйн Функель я переносил стоически и даже про себя ухмыляясь.

Я уже почти не лазил по деревьям. Теперь у меня уже был собственный велосипед, а именно бывший велосипед моего брата с гоночным рулем и трехступенчатым переключением скоростей, на котором я побил старый рекорд в тринадцать с половиной минут, затратив на поездку от Унтернзее до виллы Функель двенадцать минут пятьдесят пять секунд, побив предыдущий рекорд как минимум на тридцать пять секунд – засек на своих собственных наручных часах. Я вообще стал, говоря даже со всей скромностью, блестящим велосипедистом, причем не только в смысле скорости и выносливости, но и красоты езды. Ездить без рук, ездить без рук по кривой, поворачивать на месте или при помощи резкого торможения и заноса проблемы дли меня не составляло. Я мог даже во время езды становиться ногами на багажник – совершенно бессмысленное, но в артистическом смысле зрелищное достижение, которое свидетельствует о моем безграничном доверии к уже упоминавшемуся механическому закону сохранения импульса вращения. Мой скепсис по отношению к езде на велосипеде бесследно исчез, как с теоретической, так и с практической точки зрения. Я был восторженным велосипедистом. Езда на велосипеде была для меня сродни полету.

Конечно же, на этом этапе моей жизни были вещи, которые отравляли мое существование, а особенно: а) обстоятельство, что я не имел свободного доступа к радиоприемнику с возможностью приема УКВ-диапазона и поэтому был вынужден пропускать передаваемую по четвергам между десятью и одиннадцатью часами детективную радиопостановку и лишь на следующее утро слушать ее в школьном автобусе от моего друга Корнелиуса Михеля, скорее плохо, чем правильно и б) тот факт, что у нас не было телевизора.

– Телевизор никогда не попадет ко мне в дом, – безапелляционно заявил мой отец, который родился в тот же самый год, когда умер Джузеппе Верди, – потому что телевизор погребает исполнение домашней музыки, разрушает глаза, расшатывает семейную жизнь и вообще ведет ко всеобщему оболваниванию[10]. К сожалению, и в этом вопросе моя мать ему не противоречила, и получалось так, что я должен был приходить к моему другу Корнелиусу Михелю, чтобы хотя бы время от времени насладиться такими культурными событиями, как «Мать самая наилучшая», «Лесси» или «Приключения Хирама Холидея».