История государства Российского. Том IX

Сего мало! Чтобы каким-нибудь легким завоеванием ободрить унылую рать свою и потешить корыстолюбивых наемников, Баторий хотел взять в пятидесяти шести верстах от Пскова древний Печорский монастырь, в 1519 году обновленный, украшенный Великокняжеским Дьяком Мунехиным, и с того времени славный чудесами исцеления для набожных, богатыми вкладами, красотою зданий. Там, кроме Монахов, находилось для защиты каменных стен и башен 200 или 300 воинов, которые, имея отважного Вождя Юрья Нечаева, беспрестанными нападениями тревожили подвозы Литовские. Витязь Георгий Фаренсбах с Немцами и Воевода Королевский Борнемисса с Венгерскою дружиною, приступив к монастырю, требовали немедленной сдачи; но добрые Иноки ответствовали им: «Похвально ли для витязей воевать с Чернцами? Если хотите битвы и славы, то идите ко Пскову, где найдете бойцов достойных. А мы не сдаемся». Монахи еще лучше действовали, нежели говорили: вместе с воинами, с их женами и детьми, отразили два приступа; взяли молодого Кетлера, Герцогова племянника, и двух знатных Ливонских сановников. — С того времени многочисленная рать неприятельская сражалась более всего с холодом и голодом. Воины на часах замерзали, цепенели в шатрах. За четверть ржи в Баториевом стане платили не менее десяти нынешних серебряных рублей, за яловицу около двадцати пяти, кормовщиков надлежало посылать с великою опасностию верст за 150; лошади, скудно питаемые сеном и соломою, умирали. Казна истощалась; войску не выдавали жалованья, и 3000 Немцев ушло восвояси. «Король хочет сдержать слово, — писали Вожди Литовские к друзьям своим в Вильну: — не возьмет города, но может умереть в снегах Псковских».

Гибель действительно казалась вероятным следствием Баториева упрямства. Если бы Князь Юрий Голицын из Новагорода, Мстиславские из Волока, Шуйский из Пскова вдруг наступили на Батория, то он увидел бы, что судьба еще не предает ему всей Державы Российской. Но один Шуйский действовал, беспокоил неприятеля вылазками. Голицын, славный беглец, сидел крепко в стенах каменных и слыша, что Литовские Козаки жгут Русу, едва не обратил всей Торговой стороны в пепел, боясь осады. Великий Князь Тверской Симеон и Мстиславские стояли неподвижно, охраняя Москву и Государя; а Государь, встревоженный вестию о новых успехах Шведов в Ливонии и еще более приближением Радзивила с легким отрядом Баториевым к самому Ржеву, ускакал из Старицы в Александровскую Слободу.

Отважный набег Литовцев на берега Волги, испугав Иоанна, не доставил им иной, существенной выгоды: Радзивил бежал, встретив превосходную силу Воевод Московских; хотел взять Торопец, не мог, и возвратился к Королю. Но происшествия Ливонские были важны. Баторий требовал, чтобы Шведы напали морем на северные берега России, истребили гнездо нашей торговли с Англиею, взяли гавань Св. Николая, Колмогоры и Белозерск, где хранилась главная казна Царская. Сия мысль, действительно смелая, казалась Шведам дерзостию безрассудною: ужасаясь отдаленных, хладных пустынь Российских, они, к досаде Батория, искали ближайших, вернейших, прочных завоеваний в Ливонии и не думали уступить ему всех областей ее без раздела; пользуясь долговременною осадою Пскова, бездействием Воевод Иоанновых, в два или три месяца отняли у нас Лоде, Фиккель, Леаль, Габзаль, самую Нарву, где в кровопролитной сече легло 7000 Россиян, стрельцов и жителей; где мы уже двадцать лет торговали с Европою: с Даниею, с Германиею, с Нидерландами; где находилось множество товаров и богатства. Чрез несколько дней знаменитый Вождь Шведский Француз де-ла-Гарди поставил ногу и на древнюю Русь: завоевал Иваньгород, Яму, Копорье; пленил дружину Московских Дворян и в числе их нашел опасного для нас изменника Афанасия Бельского, который, будучи достойным родственником Малюты Скуратова и беглеца Давида, предложил свои ревносные услуги Шведам. Овладев и крепким Виттенштейном, величавый де-ла-Гарди торжествовал победу в Ревеле, и навел, как пишут, такой ужас на Россиян, что они уставили молебствия в церквах, да спасет их Небо от сего врага лютого.

По крайней мере Иоанн был в ужасе, не видал сил и выгод России, видел только неприятельские и ждал спасения не от мужества, не от победы, но единственно от Иезуита Папского Антония, который писал к нему из Баториева стана, что сей Герой истинно Христианский, не обольщаясь славою, готов, как и прежде, дать мир России на условиях, известных Царю, отвергая все иные, и ждет для того наших уполномоченных сановников; что войско Литовское бодро и многочисленно; что дальнейшее кровопролитие угрожает нам великими бедствиями. Сего было довольно для Иоанна: он положил на совете с Царевичем и с Боярами: «уступить необходимости и могуществу Батория, союзника Шведов, располагающего силами многих земель и народов; отдать ему, но только в конечной неволе, всю Российскую Ливонию с тем, чтобы он возвратил нам все иные завоевания и не включал Шведов в договор, дабы мы на свободе могли унять их».