История государства Российского

Столица пришла в ужас: безначалие казалось всем еще страшнее тиранства. «Государь нас оставил! – вопил народ: – мы гибнем! Кто будет нашим защитником в войнах с иноплеменными? Как могут быть овцы без пастыря?» Духовенство, Бояре, сановники, приказные люди, проливая слезы, требовали от Митрополита, чтобы он умилостивил Иоанна, никого не жалея и ничего не страшася. Все говорили ему одно: «Пусть Царь казнит своих лиходеев: в животе и в смерти воля его; но Царство да не останется без главы! Он наш владыка, Богом данный: иного не ведаем. Мы все с своими головами едем за тобою бить челом Государю и плакаться». То же говорили купцы и мещане, прибавляя: «Пусть Царь укажет нам своих изменников: мы сами истребим их!» Митрополит немедленно хотел ехать к Царю; но в общем Совете положили, чтобы Архипастырь остался блюсти столицу, которая была в неописанном смятении. Все дела пресеклись; суды, приказы, лавки, караульни опустели. Избрали главными Послами Святителя Новогородского Пимена и Чудовского Архимандрита Левкия; но за ними отправились и все другие Епископы: Никандр Ростовский, Елевферий Суздальский, Филофей Рязанский, Матфей Крутицкий, Архимандриты Троицкий, Симоновский, Спасский, Андрониковский; за Духовенством Вельможи, Князья Иван Дмитриевич Бельский, Иван Федорович Мстиславский, – все Бояре, Окольничие, Дворяне и приказные люди, прямо из палат Митрополитовых, не заехав к себе в домы; также и многие гости, купцы, мещане, чтобы ударить челом Государю и плакаться.

В приказе московских времен. Худ. С. Иванов

Святители остановились в Слотине, послав доложить о себе Иоанну: он велел им ехать в Александровскую Слободу с Приставами и 5 Генваря впустил их во дворец. Сказав Царю благословение от Митрополита, Епископы слезно молили его снять опалу с Духовенства, с Вельмож, Дворян, Приказных людей, не оставлять Государства, Царствовать и действовать, как ему угодно; молили наконец, чтобы он дозволил Боярам видеть очи Царские. Иоанн впустил и Бояр, которые с таким же умилением, с такою же силою убеждали Царя сжалиться над Россиею, возвеличенною его победами и мудрыми уставами, славною мужеством ее народа многочисленного, богатою сокровищами природы, еще славнейшею благоверием. «Когда, – сказали вместе и духовные и государственные сановники, – когда ты не уважаешь мирского величия и славы, то вспомни, что, оставляя Москву, оставляешь святыню храмов, где совершились чудеса Божественной к тебе милости, где лежат целебные мощи Угодников Христовых. Вспомни, что ты блюститель не только Государства, но и Церкви: первый, единственный Монарх Православия! Если удалишься, кто спасет истину, чистоту нашей Веры? Кто спасет миллионы душ от погибели вечной?» – Царь ответствовал с своим обыкновенным многоречием: повторил все известные упреки Боярам в их своевольстве, нерадении, строптивости: ссылался на историю: доказывал, что они издревле были виновниками кровопролития, междоусобия в России, издревле врагами державных наследников Мономаховых: хотели (обвинение новое!) извести Царя, супругу, сыновей его… Бояре безмолвствовали. «Но, – продолжал Царь, – для отца моего Митрополита Афанасия, для вас, богомольцев наших, Архиепископов и Епископов, соглашаюсь паки взять свои Государства; а на каких условиях, вы узнаете».

Условия состояли в том, чтобы Иоанну невозбранно казнить изменников, опалою, смертию, лишением достояния, без всякого стужения, без всяких претительных докук со стороны Духовенства. В сих десяти словах Иоанн изрек гибель многим Боярам, которые пред ним стояли: казалось, что никто из них не думал о своей жизни; хотели единственно возвратить Царя Царству – и все со слезами благодарили, славили Иоаннову милость, Вельможи и Духовенство, у коего отнимал Государь древнее, святое право ходатайствовать не только за невинных, но и за виновных, еще достойных милосердия! – Грозный Владыка, как бы смягченный смирением обреченных жертв, велел Святителям праздновать с ним Богоявление; удержал в слободе Князей Бельского и Щенятева, а других Бояр вместе с Дьяками отпустил в Москву, чтобы дела не остановились в приказах.

Пишут наказ. Худ. А. Карелин