История государства Российского

Но Князь Воротынский и бился и наблюдал: устроивал, ободрял своих; вымышлял хитрости; заманивал Татар в места, где они валились грудами от действия скрытых им пушек – и когда обе рати, двигаясь взад и вперед утомились, начали слабеть, невольно ждали конца делу, сей потом и кровию орошенный Воевода зашел узкою долиною в тыл неприятелю… Битва решилась. Россияне победили: Хан оставил им в добычу обозы, шатры, собственное знамя свое; ночью бежал в степи и привел в Тавриду не более двадцати тысяч всадников, как уверяют. Лучшие Князья его пали; а знатнейший храбрец неверных, бич, губитель Христиан, Дивий, Мурза Ногайский, отдался в плен Суздальскому витязю Алалыкину. Сей день принадлежит к числу великих дней воинской славы: Россияне спасли Москву и честь; утвердили в нашем подданстве Астрахань и Казань; отмстили за пепел столицы и если не навсегда, то по крайней мере надолго уняли Крымцев, наполнив их трупами недра земли между Лопаснею и Рожаем, где доныне стоят высокие курганы, памятники сей знаменитой победы и славы Князя Михайла Воротынского.

6 Августа привезли радостную весть в Новгород сановник Давыдов и Князь Ногтев, свидетели, участники победы с лицом веселым, какого уже давно не видал Иоанн пред собою, вручили ему трофеи: два лука, две сабли Девлет-Гиреевы; смиренно били челом от Воевод добрых, которые всю славу приписывали Богу и Государю. Чуждый умиления благодарности, он был счастлив концом своего мучительного страха: осыпал вестников и Воевод милостями; велел звонить в колокола, петь молебны день и ночь, три дни сряду, и в обличение своего малодушия – в доказательство, что не Ливония, не Швеция, но боязнь Ханского нашествия заставила его оставить Москву – спешил возвратиться в столицу с супругою, с Царевичами, со всем Двором, чтобы принять благодарность народа за спасение отечества!..

Пред выездом из Новагорода Иоанн написал грозное письмо к Королю Шведскому. «Думая, – говорил он, – что ты и земля твоя, казненная нашим гневом, уже образумились, я ждал Послов от тебя: они не едут, и ты распускаешь слух, будто я прошу у вас мира!.. Тебе не жаль земли Шведской; надеешься на свое богатство!.. Спроси, что было Хану Крымскому от Воевод моих! Мы едем ныне в Москву, а к Декабрю будем опять в Великом Новегороде. Тогда увидишь, как Царь Российский и его войско просят мира у Шведов».

Иоанн въехал в Москву с торжеством и славою. Все ему благоприятствовало. Бедствия, опасности и враги исчезли. Смертоносные болезни и голод прекратились в России. Хан смирился. Султан уже не мыслил о войне с нами. Литва, Польша, сиротствуя без Короля, нелицемерно искали Иоанновой дружбы. Швеция не имела ни сил, ни устройства; а Царь, оставив в Ливонии рать многочисленную, нашел в Москве 70 000 победителей, готовых к новым победам. Один внутренний мятеж сердца злобного мешал Иоанну наслаждаться сими лестными для его честолюбия видами; но казалось, что Небо, избавив Россию от язвы и голода, хотело тогда смягчить и душу ее Царя.

Беспримерными ужасами тиранства испытав неизменную верность народа; не видя ни тени сопротивления, ни тени опасностей для мучительства; истребив гордых, самовластных друзей Адашева, главных сподвижников своего доброго Царствования; передав их знатность и богатство сановникам новым, безмолвным, ему угодным, Иоанн, к внезапной радости подданных, вдруг уничтожил ненавистную опричнину, которая, служа рукою для губителя, семь лет терзала внутренность Государства. По крайней мере исчезло сие страшное имя с его гнусным символом, сие безумное разделение областей, городов, Двора, приказов, воинства. Опальная земщина назвалась опять Россиею. Кромешники разоблачились, стали в ряды обыкновенных Царедворцев, Государственных чиновников, воинов, имея уже не Атамана, но Царя, единого для всех Россиян, которые могли надеяться, что время убийств и грабежа миновало; что мера зол исполнилась, и горестное отечество успокоится под сению власти законной.

Оставался еще один, но главный из клевретов тиранства, Малюта Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, наперсник Иоаннов до гроба. Любовь к нему Государева начинала тогда возвышать и благородного юношу, зятя его, свойственника первой супруги отца Иоаннова, Бориса Федоровича Годунова, в коем уже зрели и великие добродетели Государственные и преступное властолюбие.