История гражданского общества России от Рюрика до наших дней

Еще более неожиданным для собравшихся и настораживающим оказалось следующее. Своеобразное объяснение того, что Яковлев назвал в докладе историческим поворотом, который производит конституция, прозвучало из уст самого Сталина. В самом конце прений, когда речь зашла о поиске наиболее беспристрастной формы подсчета голосов, Иосиф Виссарионович заметил, что на Западе, благодаря многопартийности, такой проблемы нет. И вслед, за тем внезапно бросил в зал весьма странную для подобного собрания фразу: «У нас различных партий нет. К счастью или к несчастью, у нас одна партия» (выделено мной. – А. К.). Он предложил поэтому, но лишь как временную меру, использовать для беспристрастного контроля за выборами представителей все тех же существующих общественных организаций, а не ВКП(б), как можно было бы ожидать от секретаря ЦК ВКП(б).[293]

Тем самым был брошен открытый вызов партократии.

И хотя 27 июня Пленум ЦК единодушно поддержал проект нового избирательного закона и утвердил на 7 июля созыв сессии ЦИК СССР для его принятия, однако, как вскоре выяснилось, покорность членов ЦК была обманчивой, – пишет А. Костин. – Контрудар последовал незамедлительно. Девять секретарей обкомов и крайкомов 1-го и 2 июля посетили кабинет Сталина. Особенно долго генсек общался с И. М. Варейкисом и Д. А. Булатовым. В результате их требований Политбюро 2 июля постановило разрешить провинциальным руководителям учреждать судебные тройки (в составе региональных шефа НКВД, прокурора и партийного секретаря), которые обретали право брать под арест и приговаривать к расстрелу возвратившихся из ссылок «кулаков и уголовников», подозреваемых в антисоветской, диверсионной деятельности в колхозах, совхозах, на транспорте и в промышленности.

Сталин, развязавший борьбу с «врагами народа» наверху, не мог проигнорировать настойчивое желание местных партийных лидеров развернуть аналогичную кампанию внизу, в собственных «вотчинах» защищать партию от контрреволюционных элементов, взять на себя часть забот вождя по очистке советского общества от агентов капитализма и прочей сволочи. Не прислушайся Коба к общественному партийному мнению, которое, бесспорно, выражали приходившие к нему на прием персоны, члены ЦК могли обвинить самого генсека в сочувствии и потакании «врагам народа», после чего повернуть против него им же вынутый из ножен репрессивный меч (выделено мной. – А. К.).

…Широкомасштабные репрессии, да еще направленные против десятков и сотен тысяч крестьян, были выгодны, прежде всего, первым секретарям обкомов и крайкомов. Тем, кто в годы коллективизации восстановил против себя большую часть населения, которую и составляли колхозники и рабочие совхозов: верующих – бессмысленным закрытием церквей; рабочих и служащих – отвратительной организацией снабжения продовольствием, предметами широкого потребления в годы первой и второй пятилеток с их карточной системой.

«Именно местным партийным руководителям, и именно теперь, в ходе всеобщих равных, прямых, тайных, да еще и альтернативных выборов, грозило самое страшное – потеря одного из двух постов, советского, обеспечивавшего им пребывание в широком руководстве, гарантировавшего обладание неограниченной властью. Ведь по сложившейся за истекшее десятилетие практике первые секретари крайкомов и обкомов обязательно избирались сначала депутатами всесоюзных Съездов советов, а уже на них и членами ЦИК СССР, как бы подтверждая тем полную и единодушную поддержку всего населения края, области. Потеря же депутатства, теперь уже в Верховном Совете СССР, означала утрату доверия со стороны, как беспартийных, так и членов партии. А в таком случае чуть ли не автоматически мог возникнуть вопрос о дальнейшем пребывании данного первого секретаря и на его основном посту, партийном…

Столь же выгодными массовые репрессии оказывались и для НКВД, карательной в основе организации, существование которой после фактического завершения «разоблачений» и арестов подлинных или мнимых сторонников Троцкого, Зиновьева, Бухарина теряло смысл.