История гражданского общества России от Рюрика до наших дней

В правление Александра III «подмораживание» социальной активности сопровождалось в экономике попытками насадить в России капитализм сверху, но при этом сохранив основные привилегии помещичьего дворянства. Имперская индустриализация проводилась по той же схеме, что впоследствии и сталинская: деньги для нее решили получить в результате форсированного экспорта продукции сельскохозяйственного производства. Для аграрной страны это было логично. В конце XIX – начале XX в. Россия стала мировым лидером по производству товарного зерна. Свыше половины выращенной в мире ржи, пятая часть мирового урожая пшеницы были российскими. Треть ячменя в мире и четверть всего овса были также российскими. Вывоз зерна стал основной статьей дохода государства. Министр финансов Российской империи в 1887–1892 гг. И. А. Вышнеградский сказал по этому поводу: «Не доедим, а вывезем!». Это недоедание выражалось в том, что «вместо нормы употребления хлеба в 25 пудов в год, население потребляло в среднем 17–20 пудов при крайне недостаточном употреблении мяса». Вывоз зерновых привел в 1891–1892 гг. в некоторых регионах страны к массовому голоду. В результате детская смертность так возросла, что «…в некоторых углах Казанской губернии в 1899–1900 гг., в некоторые народные школы не было приема учеников, так как те, кто должен был поступать в этом году в школу, «сделались покойниками» 8–9 лет тому назад, в эпоху великого народного бедствия 1891–1892 гг., которое, впрочем, не самое большое, а каких немало в русской истории».[252]

Вторым источником индустриализации служили постоянно растущие налоги, которыми облагались товары широкого потребления: сахар, спички, керосин, табак. До 25 % доходов бюджета составляли доходы от продажи «казенной» водки. Наряду с этим все предложения обложить подоходным налогом дворян властью отвергались.

Вывоз зерна и сопутствующий ему голод, рост налогов наряду с сохранением дворянских привилегий и «закручиванием гаек» в отношении сельской общины делали то, что не удалось народникам – повышали антиправительственные настроения среди крестьян и населения в целом.

Публицист-народник и известный русский агрохимик А. Н. Энгельгардт писал: «Дети питаются хуже, чем телята у хозяина, имеющего хороший скот. Смертность детей куда больше, чем смертность телят, и если бы у хозяина, имеющего хороший скот, смертность телят была так же велика, как смертность детей у мужика, то хозяйничать было бы невозможно. А мы хотим конкурировать с американцами, когда нашим детям нет белого хлеба даже в соску? Если бы матери питались лучше, если бы наша пшеница, которую ест немец, оставалась дома, то и дети росли бы лучше, и не было бы такой смертности, не свирепствовали бы все эти тифы, скарлатины, дифтериты. Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаём кровь нашу, то есть мужицких детей».[253] В результате «к 1905 г. на каждые 1000 смертей в европейских губерниях России 606 приходилось на детишек в возрасте до 5 лет».[254] Если бы сейчас из каждых 10 детей 6 умирали в младенчестве, как бы реагировал народ? Неужели непонятно после этого, почему произошла революция 1905 г.?

Двигателем индустриализации России стал следующий министр финансов, а впоследствии и премьер С. Ю. Витте. Он прекрасно понимал, что без форсированной индустриализации экономическое отставание России от других великих держав будет усиливаться, и приведет, в конце концов, к падению ее роли в мировой политике. «Создание своей собственной промышленности, – говорил он, – это и есть коренная, не только экономическая, но и политическая задача».

Однако решать эту задачу ему пришлось в условиях социальной стагнации, когда производительные отношения, способствующие развитию капитализма и индустриализации искусственно сдерживались усилиями дворянской элиты.

В этих условиях он сделал единственно логичный шаг – начал индустриализацию за счет развития железнодорожного строительства и соответственно, тяжелой промышленности, прежде всего, горнодобывающей и металлообрабатывающей, необходимых для строительства железных дорог.

План Витте предусматривал активное вмешательство государства в этот процесс и финансирование индустриализации из казны. По существу, план Витте был планом построения в стране государственного капитализма – что позволяло премьер-министру попытаться оставить нетронутым «заповедник феодализма» – привилегии крупных землевладельцев-дворян,[255] сократить до минимума конфронтацию с ними и их группировкой во власти.

Однако невозможно отменить объективные законы развития общества. Витте, как он сам писал, «не угодил никому – ни правым, ни левым, ни друзьям, ни врагам…»

Действительно, чтобы не предпринимал талантливый экономист и политик, ситуация «подмораживания», в которой он оказался, связывала его по рукам и ногам.