На следующий день Грант официально вступил в должность командующего армиями Соединенных Штатов. До своего визита в Вашингтон он намеревался оставаться на Западе, но теперь понял, что его место – в Потомакской армии. Он отправился на фронт и провел совещание с Мидом, в ходе которого, после обмена мнениями, делающими честь обоим, решил, что Мид должен сохранить за собой нынешний пост. Затем он направился в Нашвилл, обсудил с Шерманом, который сменил его на посту командующего Западной армией, план операций в Теннесси и Джорджии, и 23 марта вернулся в Вашингтон. Он уже, несомненно, стал самым популярным человеком в Соединенных Штатах. Обе партии и все фракции соревновались в славословии ему. Гранту пришлось преодолеть много препятствий, чтобы подняться до нынешнего положения, и претерпеть много страданий от наветов, но Виксберг и Чаттануга стали победами, которые не только похоронили все сомнения, но и покрыли славой генерала, который их одержал. На самом деле мало кто из людей действия получил при жизни столько похвал, как Грант зимой и ранней весной 1864 года; ворчания было почти не слышно, немногие хулили его успехи. Скромная и естественная манера держаться вызывала уважение к его личности, а крупные достижения заставляли восхищаться полководческим талантом. Поразителен контраст между почти всеобщим одобрением Гранта и нападками на Линкольна со стороны демократов, резкой его критикой со стороны некоторых радикально настроенных республиканцев и высказываниями прочих, отзывавшихся о президенте в обидно-снисходительном тоне.
Грант обладал обаянием прямодушия, так же, как и Линкольн, сознавал себя выходцем из простого народа и хотел сохранить с ним контакт. Но это достоинство порой оборачивалось против него. Слишком часто он демонстрировал излишнюю открытость, слишком часто был готов проводить время в кругу сомнительных лиц, слишком часто ему не хватало чувства собственного достоинства и сдержанности, того, что совершенно естественно было бы ожидать от командующего полумиллионной армией, на которого нация возлагала все надежды на спасение. Незадолго до начала майской кампании Ричард Дана видел его в вашингтонском отеле «Уиллардс» и описал как «невысокого, круглоплечего человека в очень потертой генерал-майорской форме»; «внешне он никак не выделялся» – «обычный не очень опрятный мужчина слегка потертого вида». Дана отметил свое изумление тем, как Грант «курил и разговаривал в нижнем вестибюле отеля среди толпы. В такие времена – генералиссимус наших армий, от которого зависела судьба империи. Но, – продолжал Дана, – вид у него был суровый и жесткий, взгляд был ясен и решителен, он был совершенно естественен и производил впечатление полной уверенности в себе». Пораженный превосходством Гранта и его влиянием на страну, Дана внезапно восклицает: «Как война, как все великие кризисы подталкивают нас к единовластию!»[619]
«Только после Геттисберга и Виксберга, – писал генерал Шерман, – началась профессиональная война». В 1864 и 1865 годах кампании и отдельные сражения были, как и в предыдущий период, событиями, от которых зависело все происходящее, но к этому времени президент и его генералы усвоили уроки войны и начали вести ее на профессиональном уровне.
Двумя важнейшими задачами, поставленными планом Гранта, были разгром или пленение армии Ли и уничтожение армии Джозефа Э. Джонстона. Первой он намеревался заняться сам, имея в распоряжении 122 000 человек, вторая была поручена Шерману, у которого было 99 000. Исходя из характера ситуации, сопутствующими целями были, в одном случае, Ричмонд, в другом – Атланта. Зима и начало весны прошли преимущественно в систематических и эффективных приготовлениях. Уверенность народа в Гранте была столь велика, что многие с оптимизмом ожидали окончания войны к середине лета.
Вечером 3 мая Потомакская армия перешла в наступление. Река Рапидан была форсирована без сопротивления; на следующий день части расположились в Глуши,[620]
где в прошлом году потерпел неудачу Хукер. Грант не предполагал сражаться в этих дебрях, но Ли, который пристально следил за ним, позволил противнику беспрепятственно перейти через реку, полагая, что когда тот застрянет в глухих зарослях, каждая пядь которых хорошо известна офицерам и солдатам армии конфедератов, то сам Бог предаст его в их руки. Ли отдал приказ о концентрации армии и с наполеоновской быстротой стал выдвигаться вперед, чтобы остановить продвижение противника. 5 мая силы столкнулись в Глуши, началось ожесточенное сражение. Конфедераты вдвое уступали в численности федералам, но их хорошее знание местности и почти полная бесполезность артиллерии северян уравнивали шансы. Ни одна из сторон не добилась преимущества.