В ходе этой истории мы видели, как гражданские лица превращались в солдат, чтобы участвовать в кровопролитных сражениях – предвестниках еще бо́льших жертвоприношений следующих трех с лишним лет. Теперь мы должны рассмотреть другой фактор, влияющий на ситуацию, – деньги, движущие силы войны. Соединенным Штатам было жизненно необходимо сохранять хорошую кредитную репутацию среди других стран, а с учетом того, что ежедневные расходы увеличились с 178 000 долларов до полутора миллионов долларов,[380]
это было делом, требовавшим высочайшей финансовой ловкости. До 31 декабря 1861 года война велась на средства, получаемые от займов, размещаемых при сотрудничестве министерства финансов Соединенных Штатов с банками, и от выпуска казначейских беспроцентных облигаций на сумму примерно 25 миллионов; все операции производились звонкой монетой. Но займы исчерпали банковские ресурсы, и к концу 1861 года банки были вынуждены приостановить выплаты металлическими деньгами, поставив государство в трудное положение. И дома, и в Англии считали, что стране грозит банкротство. В январе 1862 года накопленная задолженность составляла 100 миллионов долларов, а к 30 июня должна была вырасти до 250–300 миллионов. Общественное мнение и конгресс склонялись к введению обременительных прямых и косвенных налогов, но было понятно, что никакой налоговый закон не может быть подготовлен и введен в действие в такие сроки, какие требовала крайняя необходимость. Способ, к которому в итоге прибегли, оказался поразительным финансовым новшеством. Конгресс уполномочил министра финансов выпустить беспроцентные казначейские билеты на предъявителя на сумму 150 миллионов долларов и объявил эти облигации законным платежным средством для всех государственных и частных долгов.[381]Столь беспрецедентная акция была предпринята не без серьезных раздумий и споров. Чейз, министр финансов, «неохотно пришел к заключению, что статья о законных платежных средствах является необходимой».[382]
Два главных финансовых авторитета в сенате, Джон Шерман и Уильям Питт Фессенден (председатель финансового комитета), разошлись во мнениях. Шерман выступал за принятие статьи, Фессенден – против. Последний писал в частном письме: «Эта статья о законном платежном средстве противоречит всем моим взглядам на право и целесообразность. Она потрясает все мои представления о политической, нравственной и государственной чести».[383] Решающим аргументом стал тезис Таддеуса Стивенса, председателя комитета по налогам и сборам: «Этот законопроект – вопрос не выбора, а необходимости». Самнер выступил в его поддержку, но предупредил сенат, что «конституционная терапия не должна стать его повседневным занятием». Самнер, Шерман и многие другие (возможно, даже большинство сенаторов и конгрессменов) поддержали эту идею лишь как «временную меру». Но очевидная легкость решения финансовых трудностей – превращение неконвертируемой бумаги в законное платежное средство – действовала как стимулятор, который требовал все новых доз. Дополнительные казначейские билеты, ставшие известными как «грины», были санкционированы и выпускались до 3 января 1864 года, когда их сумма составила почти 450 миллионов.[384] Акт от 25 февраля 1862 года, санкционировавший выпуск первых казначейских билетов такого рода, также утвердил выпуск 6 %-ных облигаций «5–20»,[385] в которые можно было вкладывать казначейские билеты; проценты по этим облигациям подлежали оплате металлическими деньгами, которые планировалось получать от импортных пошлин, также оплачиваемых звонкой монетой.