После раскопок в Микенах, древней столице Агамемнона, Шлиман направился в Тиринф, находящийся недалеко от Микен и также упоминаемый у Гомера; и здесь результаты оказались столь же блестящими; и здесь обнаружены памятники богатой и развитой культуры.
Открытия Шлимана произвели целый переворот в науке. То, что считали сказками, оказалось историческим фактом. Более того, уже Фукидид, а вслед за ним вся европейская наука до Шлимана считала, что Гомер чрезвычайно преувеличивает и поэтически разукрашивает описываемую им эпоху: поскольку она предшествовала эпохе, когда писались поэмы Гомера, она должна быть, по мнению этих ученых, гораздо более бедной и примитивной. Раскопки показали, что, наоборот, поэтической фантазии Гомера не хватило для описания микенской эпохи, что «царство Агамемнона» было значительно богаче и могущественнее, чем даже Гомер предполагал.
Не удивительно, что опубликованные Шлиманом результаты его раскопок были на первых порах встречены с большим недоверием; ученым-специалистам не хотелось ломать привычных школьных взглядов. Это недоверчивое отношение европейской науки и было причиной того, что результаты раскопок Шлимана, вероятно, остались неизвестными и Энгельсу. Лишь постепенно результаты этих раскопок были оценены по достоинству — к сожалению, не всюду. До сих пор среди советских ученых есть те, которые видят в микенских памятниках памятники первобытной родовой культуры.
После Шлимана раскопки производились в различных местах Греции и привели к правильному выводу: во всех тех местах, о которых упоминает Гомер (за редкими исключениями), найдены памятники микенской эпохи; чем большее значение город имеет у Гомера, тем больше памятников микенской эпохи в нем найдено; в городах, не упомянутых у Гомера, памятники микенской культуры, как правило, отсутствуют. Этот вывод показывает, что певцам гомеровских поэм, по изустной традиции, была хорошо известна историческая обстановка того времени, которое они воспевали, и у них гораздо меньше анахронизмов, чем можно было бы ожидать.
Правда, поэмы Гомера в их нынешнем виде составлены значительно позже микенской эпохи, в X—VIII вв., а некоторые стихи даже были добавлены в VII и VI вв.; однако описанные в них события, по мысли автора, относятся к более древнему времени, к глубокой старине. Действительно, мы здесь имеем быт и общественные отношения, никак не соответствующие тому времени, когда поэмы были составлены. На это несоответствие не обращалось должного внимания, пока за поэмами Гомера совершенно отрицали значение исторического источника.
Более того, раскопки дали нам ряд подтверждений того, что троянский поход — исторический факт. В Трое найдены черепки от сосудов, изготовленных в сфере микенской культуры; такие же черепки найдены в Палестине и Египте. В одной гробнице в Микенах найдено изображение осады крепости. Крепость эта нисколько не похожа на микенские крепости, а представляет собою типичную азиатскую крепость. Точно так же и защитники крепости — голые, с короткими курчавыми волосами, — скорее всего, изображают азиатов. Наоборот, воин, опирающийся, по-видимому, на весло и прибывший, следовательно, с моря, носит на голове типичный микенский шлем, украшенный зубами вепря, о чем мы скажем ниже. Таким образом, картина изображает, по всей вероятности, осаду какого-то азиатского города ахейцами.
Еще менее доверия, чем «Илиада» и «Одиссея», внушал к себе дошедший до нас в собраниях греческих мифов рассказ об афинском царевиче Тезее и критском царе Миносе.
Согласно этому рассказу, афиняне принуждены были платить дань царю Миносу, могущественному владыке города Кноса на Крите, господствовавшему над всем морем и совершавшему походы на Грецию. Эта подать состояла из четырнадцати мальчиков и девочек, которые отправлялись в жертву людоеду Минотавру, чудовищной помеси человека с быком. Минотавр жил в здании, представлявшем собою такую запутанную сеть комнат, что всякий смертный должен был там неизбежно заблудиться. В числе мальчиков, посылаемых на Крит, оказался и царский сын Тезей. Он уговорился с отцом, царем Эгеем, что в случае, если он будет благополучно возвращаться обратно, корабельщики подымут на корабле белый парус, а если погибнет на Крите, то черный. Мальчик прибыл на Крит, и здесь в Тезея влюбилась царская дочь Ариадна. Чтобы он со своими товарищами не заблудился и мог выйти из лабиринта, Ариадна дала ему клубок ниток, которые он должен был разматывать за собой. Тезей со своими товарищами был брошен в лабиринт, но ему удалось благодаря своей храбрости и силе убить Минотавра, а затем, идя по нитке, выбраться из лабиринта, после чего он с товарищами сел на корабль и благополучно приплыл домой. Но на радостях Тезей забыл переменить черный парус на белый, и отец его, видя с берега, что плывет судно с черным парусом, и решив, что сын убит, покончил с собой, бросившись со скалы в море, названное по его имени Эгейским.