История груди

Английский современник Екатерины Джулиан из Норвича (1342–1416) увидел в Христе мать, кормящую верующих кровью, текущей из его ран. Аналогия с кормящей матерью была выражена с характерной для средневекового англичанина откровенностью: «Мать может нежно прижимать к своей груди дитя свое, но наша нежная мать Иисус может привести нас в свою грудь через отверстую рану на боку»^[58]. Даже в XVI веке Бог все еще представал в образе кормящей матери. Святая Тереза, например, написала в своем «Пути к совершенству»: «Душа подобна младенцу, еще не отлученному от груди матери своей… Удовольствие Господа в том, чтобы даже не думая об этом, душа вкусила молока, которое Его Величество вкладывает в ее уста, и насладилась его сладостью»^[59]. Этот мистический язык и видение взаимности между божественной грудью и человеческой душой передают состояние экстаза, которое — даже у современных скептиков — может вызвать безотчетные воспоминания о младенческом блаженстве.

На протяжении всего периода Средневековья грудное молоко — как и другие жидкости, например, кровь Христа или слезы Девы Марии — имеет мистическое значение. Молоко и кровь считались, по сути, одной субстанцией с той лишь разницей, что молоко готовится из крови, чтобы накормить ребенка. Многие популярные картины и истории основаны на невербальной притягательности этих двух жидкостей. Иногда они соединяются. Чтобы произошло чудо. Например, у святой Екатерины Александрийской, когда ее обезглавили, из шеи потекло молоко, а не кровь^[60].

После крови Христа молоко Девы Марии было самой святой и самой чудодейственной жидкостью. Эти чудеса стали темой для многочисленных поэм, историй и песен. В период позднего Средневековья английский автор описывает Деву Марию с «полным соском». Ее дитя лежало «у ее груди». И «как научил ее Дух Святой, она омыла его всего своим сладким молоком»^[61]. Дева Мария описана как простая сельская девушка, предающаяся радостям первого материнства. Но мы не должны забывать, что ее набухшие соски и сладкое молоко были созданы высшей силой.

Это раздвоение между плотью и духом выражено более ясно в этом рождественском гимне, в котором строчки написаны попеременно то на французском, то на латыни. «Ребенок грудь берет / И сосет молоко. / Это молоко девы, / И поэтому оно непорочно. / Такого еще не бывало, / Чтобы девственница стала матерью. / И чтобы ребенок родился / Без плотского греха»^[62]. Только молоко девственницы, не запятнанной совершением плотского греха, может считаться способным творить чудеса.

Бесчисленные сосуды с молоком Девы Марии были помещены как реликвии в различные церкви, где они, согласно свидетельствам, исцеляли верующих от различных болезней, включая слепоту и рак. В XVI веке протестант-реформатор Кальвин, говоря о сосудах с молоком Девы Марии, которые можно было встретить по всей Европе, язвительно заметил в своей «Описи реликвий», что «нет ни одного города, сколь бы мал он ни был, нет монастыря мужского или женского, пусть и малочисленного, которые не владели бы им в большем или меньшем количестве… Будь даже молока у Пресвятой Девы больше, чем дает корова, и даже корми она [Иисуса] грудью всю свою жизнь, едва ли ей удалось бы дать такое количество молока, которое выставлено». В таком циничном тоне он продолжает и задает вопрос: «как же собирали… это молоко, чтобы сохранить его до наших дней?»^[63].

Простые люди не сомневались в том, что это молоко их возлюбленной Девы. Их успокаивали реликвии и статуи Девы Марии и святых небесных заступников, особенно те, которые благоволили беременным женщинам и кормящим матерям. В церкви Богоматери Трегуронской в Бриттани (Гуэрек), например, есть статуя Девы Марии с обнаженными грудями. Правую грудь она поддерживает так, словно предлагает ее. Молодые девушки, достигшие брачного возраста, приносили ей в дар детские чепчики и миниатюрные восковые изображения частей тела и молились о большом количестве молока. В сельских районах Франции эта традиция сохранялась среди крестьян до начала XX века^[64].

Одна из самых любопытных средневековых историй рассказывает о Веронике Джулиане, которая взяла к себе в постель ягненка и кормила его в память об агнце Иисусе. За этот наивысший акт благочестия в XV веке Папа Пий II причислил ее к лику блаженных. Сиденья на клиросе для духовенства и певчих испанского собора в Леоне были созданы под впечатлением от этой истории. На них изображена молодая женщина, которая дает грудь маленькому животному, похожему на единорога^[65]. Она олицетворяет теологическую добродетель Милосердия, которую обычно изображали в виде матери, кормящей ребенка или даже двоих детей (илл. 18).

18. Тино да Камаино. «Милосердие». Флоренция. XIV век. Милосердие представлено в образе крепкой итальянской женщины, которая кормит грудью двух младенцев через разрезы на платье.