Кстати, тут же нам встречается еще один пример подобных догадок и фантазий: «То обстоятельство, что 31 марта названо „концом Рыб”, показывает, что истинное равноденствие было уже значительно ранее конца Рыб, если оно было 20 марта, однако, очень вероятно, что оно тогда считалось еще не по прохождению Солнца через точку весеннего равноденствия, а по гелиакическому восходу этой точки, т.е. по тому моменту, когда она впервые показывалась над утренней зарей».
Я более-менее представляю, что такое гелиакический восход светила, к примеру, Сириуса — это первое его появление перед восходом Солнца, когда его можно разглядеть на фоне светлеющего утреннего неба. Но что такое «гелиакический восход точки весеннего равноденствия» — воображаемой точки небесной сферы, и как надо разглядывать эту точку в лучах утренней зари — это, похоже, тайна, которую ведал один Морозов (и унес ее с собой в могилу)…Далее Морозов задается рядом вопросов:
"Я назвал эти три затмения первым гнездом лунных затмений автора Альмагеста. Почему такое название? Потому что и другие затмения этой книги распределены гнездами, которые лучше всего заметны на диаграмме (табл. LXXIII). На ней вы сами видите четыре гнезда из трех затмений, отделенные по обычному (а не по моему!) счету друг от друга целыми веками, да еще есть несколько одиноких затмений. Уже a priori здесь является вопрос:
— Отчего же произошла эта отрывочность записей Птолемея? Почему затмения располагаются у него гнездами, когда на небе их можно наблюдать почти каждый год, даже часто и по два в год?
Ведь на этом протяжении десяти веков, т.е. целого тысячелетия, было не менее полутора тысяч одних лунных затмений, которые можно было наблюдать в любом городе. На каждом делении нашей диаграммы пришлось бы при их регистрировании нанести до полутораста, и все их звездочки на ней слились бы в один сплошной фон. Почему же тут лишь несколько отдаленных друг от друга групп, да четыре тройки, и притом нередко из самых неэффектных?
Кроме того: разве можно допустить, чтобы творец такой огромной и обстоятельной астрономической книги, как Альмагест, наблюдал при своей жизни и записал только одно полное лунное затмение, да еще три частных, приведенных во II в. (в 125 и 134 годах нашей эры) на нашей диаграмме, когда при ясном небе Александрии он почти ежегодно должен был бы наблюдать не только по одному, а часто и по два затмения?
Как же это вышло? Почему во II веке нашей эры, когда будто бы жил Птолемей, он не записал более затмений, чем записал в IX веке до себя? Почему число чужих записей у него не возрастает по мере близости к нему? Почему он ничего по говорит о солнечных затмениях, бывших в его время?