История и фэнтези. По следам героев «Игры Престолов»

У него, вообще, какой-то странный взгляд на реальную церковь, можно предположить, что католическую: «церковь разделила нас на рыцарей и тех, кого эти рыцари должны защищать, с церковью, молящейся за обоих. Работник, молельщик и боец. Конечно, реально часто получалось, что людям, крестьянам, чаще всего нужна была защита от их собственных защитников».[52] История реальной христианской церкви на планете Земля несколько не соответствует идеям Мартина. Церковь занималась не разделением населения на группы, а обоснованием существующей картины мира, как определённым проявлением Божественного замысла. Она объясняла народу сложившиеся общественные отношения волей Божьей – так хочет Бог, противиться грешно и бессмысленно. Естественно, церковные разъяснения соответствовали интересам господствующих элементов (короля, знати и рыцарей), поскольку большая часть представителей церкви были выходцами из среды землевладельцев. Более того, как организация, церковь была корпоративным землевладельцем и частью той же самой феодальной системы землевладения, и таким образом была частью вертикали управления народом, 97 % которого тогда представляли крестьяне и ремесленники, и около 3 % феодалы (король, бароны, рыцари и духовные лорды).[53]

Непонятно, какую, в принципе, роль в обществе Мартина играет религия? В феодальном обществе монотеистическая религия нужна, чтобы смягчать общественный конфликт. Однако же язычество в период феодализма может его только разжигать. Что мы реально и видим. Септон Мерибальд говорит, что каждый мальчик любит из Семерых больше всего Воина. Это не просто так: мальчики хотят стать рыцарями, то есть, по Мартину, «машиной убийства». В принципе, это самый короткий путь к богатству. А обогащаться они будут за счёт обыкновенных ремесленников, приверженных Кузнецу, и крестьян, поклоняющихся Отцу? Что станет с бедными поклонницами Деве даже подумать страшно. Таким образом, Отец, Кузнец, Дева и, возможно, Мать вступают в конфликт с Воином. Что и происходило в Древней Греции. Отсюда и вытекают религиозные метания Сансы: она молилась Деве в Винтерфелле и в Королевской Гавани днём, а ночи в Гавани проводила в молитве Старым, откровенно языческим богам. И ни те, ни другие не могли ей помочь. «Выход» находят Арья и население Железных островов: поклоняться нужно той стихии, во власти которой ты находишься. Арья приходит к Многоликому, которому служат Безликие: смерти, действительно, кланяются все, но это путь в тупик. Пока цель Арьи отомстить обидчикам своей семьи – это её бог, когда цель будет достигнута, то ей придётся искать новые духовные ориентиры. Виктарион вместе со всем своим флотом медленно, но верно дрейфует в объятия Рглора. Бог появляется у Мартина как-то ситуационно, как чёрт из табакерки, когда надо по сюжету. Непонятно, есть ли септон в Орлином Гнезде? Дерево есть точно. В Риверране тоже должен быть септон, поскольку именно Кейтилин Талли привезла веру в Семь в Винтерфелл, однако, по книге, мы этого септона вообще не видим. Население Королевской Гавани своего священника разорвало на кусочки. Не очень понятно, во что верят «воробьи». Большинство из них поддерживают хороших септонов и септ, помогающих простым людям, поэтому они хотят создать свою собственную категорию рыцарей (от Воина), которые будут не конфликтовать с остальными лицами семиликого Бога, а защищать их. Похоже, на момент действия книг религия не несёт никакой сдерживающей или соединительной нагрузки в обществе. Тогда кому и зачем она нужна?

В интервью Мартин не устаёт подчёркивать тесную связь своих книг с реальной человеческой историей: «Я люблю исторические романы; но есть проблема. Я неплохо знаю историю, так что я знаю, как эти исторические романы закончатся! Историй из Войны Роз может закончиться только одним способом! А я люблю не знать. Ожидание, напряжение. Я хотел что-нибудь с масштабом исторического романа без ограничений заранее известного конца».[54] В 2017 году на вопрос очередного интервьюера, влияет ли окружающая его политическая обстановка на его книги, Мартин ответил: «Я живу в этих временах, поэтому неизбежно, что они влияют на меня. Но в процессе написания этого, я, вероятно, был намного больше погружён в политику Средних веков, крестовых походов, войну Роз и Столетнюю войну».[55] Далее он высказывается еще откровеннее: «Я пишу историю войны, реально-то – Войну Роз. Столетнюю войну».[56] В 1993 году, творческая фантазия Мартина получила мощный толчок после поездки по французским местам сражений Столетней войны: «Я ехал по Бретани и дорогам Франции к этим маленьким средневековым деревням, я видел замки, и как-то это меня опять раскачало. Я стал думать о Тирионе, Джоне Сноу и Дейенерис, моя голова была полна Игры Престолов».[57]