Гунны ехали верхом, а скиры, вероятнее всего, были пехотинцами. Эдикт от 12 апреля 409 г. касался только поселений скиров. Пленных гуннов или убивали, или забирали в армию. Кто такие „собственные люди“ Улдина, не вполне понятно. Выражение могло обозначать всего лишь людей, которые в тот момент были с ним. Члены οἰϰία Велизария, о которых в VI в. так часто упоминает Прокопий, вовсе не обязательно были его соплеменниками. Павел, к примеру, был киликийцем, Атаульф стал преемником человека из числа приближенных Сара. Слово lochagos тоже не слишком хорошо определено. То, что некоторые lochagos перешли к римлянам вместе с войсками, вроде бы означает, что существовала тесная связь между ними и их соратниками. Аммиан и Орозий говорят о cunei гуннов. Хотя cuneus в их интерпретации – это тактическая единица, слово вполне могло сохранить, по крайней мере частично, значение, которое оно имело у Тацита: „Их эскадроны или батальоны, вместо того чтобы формироваться произвольно и случайно, составлялись из семейств и кланов“ („Non casus nес fortuita conglobation turnam aut cuneum facit sed familiae et propinquitates“).
Единство царства Улдина была сильно преувеличено, но недооценивать его тоже нельзя. Улдин был не лидером небольшой фракции, а большой группы племен, способных активно действовать на равнинах Румынии и Венгрии. И все же, хотя зарождающаяся царская власть со временем укреплялась, она была очень далека от стабилизации. Насколько она ослабла в последние годы правления Улдина, станет ясно, когда мы вернемся на Запад.
Незадолго до вторжения гуннов в Балканские провинции вестготы начали длительную миграцию, которая веком позже завершилась в Испании. Нет никакой необходимости подробно повторять предшествующие ей события. Они были всесторонне представлены Маззарино в его шедевре Stilicone. Для наших целей достаточно краткого обзора.
После сражения при Вероне летом 402 г. Аларих повел свои войска обратно на Балканы. В последующие три года он строго соблюдал свой договор со Стилихоном. Из „варварского региона, граничащего с Далмацией и Паннонией“, отведенного для них, вестготы совершали периодические набеги в Восточный Иллирик, но соблюдали осторожность, чтобы не спровоцировать конфликт с Западом. Так было потому, что они еще не совсем оправились от поражений, но в основном так как они надеялись установить более тесную и близкую связь со Стилихоном. В 405 г. он заключил foedus с Аларихом, союз для завоевания Восточного Иллирика. Готскому царю пообещали пост военного магистра в Иллирике. Он перешел в Эпир и оставался там еще три года. Сначала вторжение Радагаста, потом восстание Константина заставили Стилихона отложить Иллирийскую экспедицию, и в конце концов о плане забыли.
В начале 408 г. Аларих выступил против Запада. К маю (до того, как новость о смерти Аркадия, умершего 1 мая 408 г., достигла Рима) он подошел к Норику, но где разбил лагерь, точно установить невозможно. Важно, что он прошел через Эмону (современная Любляна). Путь из Эпира в Эмону лежит через Паннонию Секунду и Савию[54]
.Из всех знатоков гуннов только Альфёльди (1926. 87) осознавал, что их бездействие в богатые событиями 408–410 гг. требует объяснения. Как мы сейчас убедимся, они не были так уж тихи и спокойны. Но это правда – Аларих в 408 г. мог продвинуться на Запад, как будто гуннов не было вовсе, тех, которые, как правильно подчеркивает Альфёльди, всегда были готовы половить рыбку в мутной воде.
Альфёльди предполагает, что они не присоединились к готам, потому что были союзниками римлян. По его мнению, Стилихон устроил их на правах федератов в провинции Валерия в том же году, в котором, предположительно, юный Аэций отправился к гуннам заложником[55]
.Если эти предположения верны, гунны, должно быть, не сторонились сражений. Они должны были нападать на готов и наносить удары по правому флангу, пока люди Алариха медленно двигались на своих повозках в Эмону. Но гунны не присоединились к готам, равно как и не выполнили своих обязательств как союзники римлян.
Причина неактивности гуннов, на мой взгляд, довольно проста. Они не воевали в Паннонии Секунде и Савии, потому что находились с Улдином в Иллирике и Фракии. Отнеся вторжение Улдина к 409 г. вместо 408, Альфёльди стал искать объяснение тому, что такового не требовало.
Это вовсе не значит, что гунны последовали за Улдином все до последнего всадника. Часть их была еще в западно-римской армии под командованием Стилихона, да и в Равенне имелся гуннский гарнизон после казни великого ductor (вождя) в августе 408 г. Кроме того, многие гунны, должно быть, остались дома, чтобы не допустить восстания своих подданных, пока „мобильная армия“ сражалась к югу от Дуная. Это было, по моему убеждению, еще одно основание не вмешиваться в войну между Аларихом и римлянами.
Гунны активизировались на Западе только после возвращения орд Улдина за Дунай. Насколько поражение подорвало его авторитет, можно понять из двух фрагментов в труде Зосимы, который скопировал их у Олимпиодора.