В книге „Базар Гераклита“ бывший патриарх Несторий не мог обойти молчанием землетрясение. Он писал: „Бог потряс землю землетрясениями, подобных которым никто не мог вспомнить… В Константинополе, имперском городе, башни стены рухнули и оставили стену отдельной. [Это было во время], когда варвар снова зашевелился среди них, убивая и разоряя земли римлян, уничтожая все. И у них не было средств спасения, не было убежища, они были поражены страхом и не имели надежды. И он окружил их, заставил их чувствовать нужду во всем, что они делали для своего спасения. И поскольку они не понимали своего прежнего спасения, он послал этого человека, которого оторвал от выпаса овец, который протестовал против тайных целей сердца императорского. И он уже был взбудоражен Богом, и он велел сделать крест. И как будто он, то есть император, не верил ему, он сделал его из дерева собственными руками и послал его против варваров. Но он установил другой крест во дворце и еще один – на форуме Константинополя в центре города, так что его мог видеть каждый человек, так что даже варвары, увидев его, бежали в замешательстве. И сам император, уже готовый бежать, обрел уверенность, чтобы остаться, а нервы города, к этому времени ослабевшие, стали твердыми, и все случилось так… Варвары бежали в смятении, хотя их никто не преследовал, и император был сильно воодушевлен и погрузился в думы о своей империи. [Но варвары вернулись, и на этот раз римляне стали] слугами варваров и были отданы в рабство письменными документами. Варвары стали хозяевами, а римляне слугами. Так превосходство перешло к варварам“.
Текст не слишком ясен, вероятно из-за неопытности сирийского переводчика. Тем не менее у читателя складывается впечатление, что, пребывая в ссылке, Несторий получал довольно-таки подробную информацию о событиях во Фракии. То, что он написал о бегстве гуннов, подтверждается
Исааком Антиохийским в труде Homily on the Royal City. Это еще один документ, который, по непонятной причине, игнорируется исследователями гуннов: „Снова позволь нам воздать хвалу силе, которая освободила тебя от меча, снова возблагодари, чтобы он мог опять защитить в брешах. Он [то есть Бог] не растерял силу в войне, ты не видел лиц преследователя – с помощью болезни он сразил тирана, который грозил прийти и увести тебя в плен. О камень болезни они споткнулись, и кони пали, и их седоки – и на лагерь, который был приготовлен для твоего уничтожения, опустилась тишина… Слабой хворостиной болезни он ударил сильных людей и повалил их, и ярость не устояла перед слабостью… Ничтожным слабым посохом он обуздал для тебя воинственные силы; самые быстроногие пытались бежать, но слабость уложила их на землю. Кони ничего не достигли, всадники не имели успеха, равно как и оружие и все нападение… Болезнью он свалил гуннов, которые угрожали тебе… Своим указом он остановил бойню… Гунн хотел твою собственность, и от желания он перешел к гневу – его желание стало яростью, и оно заставило его взять меч и отправиться воевать. Жадные смешивали желание с гневом, и они осмелились напасть на город – это свойственно грабителям – переходить от желания к ссоре. Гунн в центре поля услышал о твоем величии и позавидовал тебе, и твои богатства зажгли в нем желание вернуться и унести твои сокровища. Он позвал и собрал вместе жителей полей, хозяев пустынь, чтобы покорить землю. Он взял меч в правую руку и взял лук, чтобы испытать его, послав стрелу. Только грешники достали луки и положили стрелы на тетиву – толпа уже была готова напасть, но тут их настигла болезнь, и воины оказались не у дел. Тот, чье сердце закалилось в бою, стал слабым от болезни. Тот, кто был искусен в стрельбе из лука, от боли внутри не мог его поднять. Всадники на конях спали, и вся армия затихла. Собранная армия, которой гунн хвастался, внезапна пала. Шум боя стих. Война с чужеземцами подошла к концу“.
Мосс, переводчик Homily, датирует произведение 441 г., считая невозможным, чтобы автор говорил о событиях 447 г., не упомянув о великом землетрясении. Этот аргумент не представляется убедительным. Для землетрясения нет места в поучении царскому, богатому процветающему городу. Кстати, в 441 и 442 гг. гуннов и близко у Константинополя не было.