История и память

5. В условиях в настоящее время все ускоряющегося - во всяком случае, с точки зрения распространения вширь - обновления исторической науки (главный импульс исходил от журнала «Анналы», основанного в 1929 г. М. Блоком и Л. Февром) значительное место принад лежит новой концепции исторического времени. Предполагается, что история развивается в различных ритмах, и задача историка состоит прежде всего в познании этих ритмов. Наиболее важным считается не поверхностный слой - быстро текущее событийное время, а более глубокий уровень реалий, которые изменяются медленно (география, материальная культура, ментальности, одним словом, структуры) Это уровень «долгой длительности»⁷ (Бродель). Диалог историков долгой длительности с представителями других общественных наук и наук о природе и жизни - вчера экономика и география, сегодня антропология, демография и биология - привел некоторых из них к идее «почти неподвижной» истории (Бродель, Ле Руа Ладюри). Была даже выдвинута гипотеза неподвижной истории. Однако историче ская антропология, напротив, исходит из той идеи, что развитие, эво люция обнаруживаются во всех предметах всех общественных наук, поскольку их общим предметом являются человеческие общества (социология, экономика, а также антропология). Что касается истории, то она вообще может быть лишь наукой об изменении и об объяснении изменения. История может иметь плодотворные отношения с различными типами структурализма при двух условиях: а) если не забывать, что структуры, изучаемые ею, динамичны, и б) использовать некоторые структуралистские методы для изучения исторических документов, для анализа текстов (в широком смысле слова), а не для исторического объяснения в собственном понимании последнего. Вместе с тем можно задать себе вопрос: не связана ли мода на структурализм с частичным отказом от истории, понимаемой как диктатура прошлого, оправдание «воспроизводства» (Бурдьё), власть репрессий, хотя даже крайне левые признали, что было бы опасно превращать прошлое в «чистую доску» (Шесно). «Бремя истории» в «объективном» смысле слова (Гегель) может и должно находить свой противовес в исторической науке как «средстве освобождения прошлого» (Арнальди).

6. Создавая историю своих городов, народов, империй, историки античности рассчитывали заниматься историей человечества. Христианские историки, историки Возрождения и Просвещения (хотя они и признавали разнообразие «нравов») полагали, что занимаются историей человека. Современные историки отмечают, что история есть наука об эволюции человеческих обществ. Эволюция наук привела к постановке вопроса о возможности создания истории, отличной от истории человека. Уже развивается история климата -того, что является наиболее подвижным в природе; однако, по правде сказать, она представляет интерес для истории лишь постольку, поскольку проясняет некоторые феномены истории человеческих обществ (модификации культур, областей обитания и т. д.). Теперь подумывают об истории природы (Романо), но она, несомненно, под твердит «культурный», а стало быть, исторический, характер понятия «природа». Таким образом, несмотря на неуклонное расширение ее территории, масштабы истории всегда остаются соразмерными человеку.

Сегодня парадокс исторической науки состоит в том, что в то время как в своих различных формах (включая исторический роман) она познала несравненную популярность в западных обществах, а народы третьего мира озабочены прежде всего тем, чтобы обрести свою историю, - что, впрочем, породит типы истории, вероятнее всего, очень отличающиеся от тех, которые жители Запада определили как таковые, - когда история, таким образом, стала существенным элементом потребности в индивидуальной и коллективной идентификации, оказывается, что именно сегодня историческая наука испытывает кризис (роста?). В своем диалоге с другими общественными науками, в процессе значительного расширения своей проблематики, своих методов и своих объектов она настойчиво спрашивает себя о том, не находится ли она на пути к гибели?

ПРОШЛОЕ/НАСТОЯЩЕЕ