История и поэзия Отечественной войны 1812 года

После рассуждений с просвещенными товарищами размышлял я и сам с собою о важном предмете сем. Много счастливых мыслей приходило мне в часы трудных переходов и при кратковременном отдыхе у полевых огней. Из многих удержал я в памяти только некоторые и, пользуясь быстро мелькавшими минутами досуга, изливал их по временам на бумагу. Вот каким образом составилось рассуждение, которое здесь помещаю.

О необходимости иметь историю Отечественной войны 1812 года

Начало отрывка сего написано было еще в Силезии до перемирия; окончание же в Москве после всеобщего мира.

Скоро, может быть, умолкнут громы брани, обсохнут поля от пролитой крови, истлеют тысячи трупов. Пожженные области начнут возникать из пепла, и раны страждущего человечества уврачуются благодатным целением мира. Война сия пройдет мимо, как гневная туча, метавшая молнии на мирные села. Скоро исчезнет ужас, но вслед за ним пробудится любопытство. Люди захотят узнать все подробности сей единственной брани народов. Всякий мыслящий ум пожелает иметь средства составить полную картину всех необычайных происшествий, мелькавших с блеском молний в густом мраке всего великого периода[78]. Современники, может быть, и будут довольствоваться одними только изустными преданиями и простыми записками; но потомки с громким ропотом на беспечность нашу потребуют истории… «Дайте нам, — скажут они, — ясное понятие о том времени, когда грозные тучи ходили в небесах Европы, когда повсюду гремело оружие и звучали цепи; когда кровь и слезы обливали смятенную землю; когда тряслись престолы и трепетали цари!» Так будут говорить вообще все народы Европы. Но русские захотят особенно иметь живое изображение того времени, когда внезапный гром войны пробудил дух великого народа; когда народ сей, предпочитая всем благам в мире честь и свободу, с благородным равнодушием смотрел на разорение областей, на пожары городов своих и с беспримерным мужеством пожинал лавры на пепле и снегах своего Отечества. Ужели незабвенные подвиги государя, вождей и народа в сей священной войне умрут для потомства. Нет! Перо истории должно во всей целости передать их бессмертию.

Одна история торжествует над тленностью и разрушением.

Поникает величие держав; меркнет блеск славы; молва звучит и затихает. Роды и поколения людей преходят, как тени, по краткому пути жизни. Что ж остается за ними в мире? — Дела!

Кто хранит их для позднейших столетий? История! О ты, могущая противница времен и случаев, вмещая деяния всех народов и бытия всех веков, история! уготовь лучшие из скрижалей твоих для изображения славы моего Отечества и подвигов народа русского! — Смотри, какую пламенную душу показал народ сей, рожденный в хладных пределах севера.

Опаленная молниями войны, утомленная трудами, покрытая ранами Европа видимо колебалась над бездной гибели и рабства.

Изнеженный потомок древних римлян уже не напевал более песен свободы под ясным небом своей Италии. Стоны рабства раздавались в лавровых лесах ее. Угнетенный германец уныло смотрел на расцветание полей, на красоту градов своих. Он вспоминал о счастии прежней свободы, как вспоминает сирота о ласках нежной матери, уже давно в земле почившей. Один испанец тонул в крови и бился еще на дымящихся развалинах городов под страшным заревом пожаров, опламенивших отечество его. — «Что ж сделает русский?» — думали иноплеменники. А русский, послышав шум от запада текущей бури, восстал и ополчился всею крепостию своих сил.