История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография

На обратном пути Янек спросил Эдуарда, где он думает быть на Пасху, на что последний ответил: «Точно даже не знаю — или в вагоне, или в Перемышле, а может быть, и здесь, так как со второго дня Пасхи в Дрогобыче начинаются гастроли моего концертного ансмбля и знаменитого гипнотизера Бен-Али, так что скорее всего останусь здесь». Добродушный Модзылевский сразу же ухватился за сказанное и пригласил Эдуарда отпраздновать Пасху вместе, чтобы затем вместе побывать в Перемышле у общего товарища по гимназии Леона Аудерского. И Янек стал рассказывать, как он в прошлом году гостил у Леона, работающего в Перемышле заведующим местной больницей. «Кстати, — пояснил он, — Аудерский пользуется, помимо всего, большой частной практикой, а женат на своей еще гимназической симпатии Марыльке Грабовской, брат которой подполковник Альфред Грабовский состоит шефом госбезопасности в Сандомирском повете…». Так друзья дошли до города. Попрощавшись с Янеком и пообещав еще с ним связаться по телефону, Розенбаум пошел к себе в гостиницу. По прибытии туда выяснилось, что вернулся из Варшавы Ковнацкий. Он передал письмо от Корвин-Пиотровского и устное сообщение с просьбой побывать у него в начале мая, а во Львов пока не заезжать. Сам Ковнацкий уже побывал в Величке, где отчитался перед капитаном Стояновским. «Хочу заметить, — добавил он, — что аресты в городе произвели большое впечатление на его жителей: поляки радуются происшедшему, а евреи, разумеется, удручены. Небезынтересна и позиция по отношению к арестам в Величке со стороны варшавских газет: «Дзенник Народовы», «Газета Польска» восхваляют деятельность политполиции, а «Наш Пшегленд» и «Роботник», наоборот, резко критикуют ее, поместив на своих страницах статьи, озаглавленные — «Возвращение к временам царизма» и «Наследники графа Муравьева». С этими словами Ковнацкий вручил шефу целую кипу свежих газет.

В свою очередь Розенбаум поделился с агентом возникшими у него планами по ликвидации революционной организации в Дро-гобыче и попросил собеседника откровенно высказать свое мнение на сей счет. Тот ответил, что поступил он бы также, но «только к арестам сочувствующих коммунистов прибег на их квартирах, а на Кэмпе бы их не трогал». На этом разговор их закончился: Ковнацкий, чувствуя себя усталым с дороги, пошел к себе в номер спать, пообещав утром явиться к шефу, а последний принялся за чтение письма от Корвин-Пиотровского. Содержание письма было следующим: полковник благодарил Розенбаума за работу как от своего имени, так и от имени генерала Розвадовского. Одобрял последние мероприятия доверенного лица и предписывал ему поступать так же, как и раньше, т. е. пресекать с самого начала раскрывамое зло. Предлагал в первой половине мая быть в Варшаве с последующими поездками в Жирардов и Сандомир. Прочтя это послание, Розенбаум еще раз убедился, что с арестами не следует тянуть, дожидаясь выборов в комитет, с тем, чтобы до Пасхи в Дрогобыче с революционерами было покончено.