В начале 1934 года Розенбаум заболел гриппом, но, вероятно, не вылежался, как следует, и вышел на работу. А уже через три-четыре дня он опять слег в постель с тяжелым воспалением легких, перешедшим в настоящий туберкулез. Так что весь февраль-март он пролежал в кровати, а когда встал, то не мог стоять на ногах, так что только во второй половине апреля он смог выйти на работу. С наступлением теплых дней местная больничная касса направила Розенбаума в горный санаторий «Бескиды». Там он пробыл все лето, а в сентябре вышел на работу. Разумеется, от всяких подработок пришлось отказаться. Работал он в ипотеке только до обеда, а придя домой, сразу же ложился в постель. Соблюдать такой режим жизни ему помогал денежными переводами сын от первого брака, проживавший в ту пору в Бельгии, где он работал доцентом политехнического института в Льеже. Кроме того, помогала ему и сестра, жившая в Варшаве, а также племянница его жены, имевшая свое хозяйство близ Волковыска.
Несмотря на строгое выполнение постельного режима и щадящего графика работы, у него в течение года было несколько кровотечений горлом. Так что почти ежемесячно он не выходил на работу от пяти до десяти служебных дней, и только благодаря исключительно человеческому отношению к нему со стороны его начальника Казимира Контовта ему удалось удержаться на службе и получать свой скромный заработок. При таком состоянии здоровья он думал только об одном: как выдержать рабочий день с утра до обеда, а потом — как бы добраться до постели.
В 1935 году положение Розенбаума не только не улучшилось, но, наоборот, ухудшилось от того, что 4 июля 1935 года умер его четырехлетний сын — «наше с женой единственное утешение и радость в жизни». Смерть сына буквально подкосила Розенбаума, но он старался как-то держаться, тем более что у жены на нервной почве случилось временное помешательство рассудка. Она никого не узнавала и потеряла умение говорить. В этом состоянии она находилась до конца зимы. Весной, как у всех чахоточных, ухудшилось здоровье и у Розенбаума. Надо было ехать в санаторий, но не на кого было оставить жену. Пришлось вызывать из Мостов сестру больной, которая и увезла ее к себе. И только после этого он сам выехал в санаторий. В силу такого рода обстоятельств с разведкой по линии госполиции Розенбаум в последующие годы связан не был.
Глава XIV. В ОБЪЯТЬЯХ АБВЕРА
Период с 1924 по 1927 годы был временем наивысшего взлета агентурной деятельности Эдуарда Розенбаума в лоне политической полиции Польши. Вместе с тем этот период был достаточно активным и в его контактах с германской разведкой. Выше уже освещалось их зарождение и развитие с 1913 по 1923 годы. Что же касается 1924 года и последующих лет, то эти контакты нашли свое отражение как в материалах следствия, так и в собственноручных показаниях Розенбаума. В них этот раздел выделен из общего контекста «исповеди» обвиняемого в форме отдельного раздела, озаглавленного «Моя деятельность в германской военной разведке в бывшей Польше». Здесь относительно вышеуказанных трех лет говорится следующее: «В 1924 году я по-прежнему был связан все с тем же господином Шиле, которому я передавал все добываемые мною сведения, имеющие военное значение и интерес. Будучи в это время импрессарио театрально-гастрольного ансамбля и разъезжая с таковым по всей Польше, мне по личной инициативе (подчеркнуто Э.Э.Розенбаумом — В.Ч.) удалось доставить германской разведке ценные сведения о военно-заводской промышленности страны, списки фабрик и заводов, в которых изготавливались оружие, снаряжение, боевые припасы. Подавалась мной также и информация о численности рабочих на этих предприятиях, списки начальствующего персонала. За это донесение мною было получено от господина Шиле две тысячи злотых награды. Вообще же в 1920-е годы я получал от германской разведки ежемесячное жалованье в размере 750 злотых».
Отмечая, что в 1924 году вообще не было интенсивной разведывательной работы в Польше на пользу Германии, Розенбаум, в частности, объяснял это тем, что то было время, «когда стараниями маршала Пилсудского последнему удалось установить с Германией добрососедские отношения и значительно смягчить былые исторические противоречия». При этом автор «показаний» не скрывал в этой связи своей неприязни к «статейкам» польских социалистов из ППС в своем органе «Роботник». Он особенно возмущался тональностью серии статей Зигмунта Мостовского, посвященных польско-германским отношениям и озаглавленных примерно так: «Як стои свят святэм, нигды не был немец полякови братэм» («С тех пор, как существует мир, никогда немец не был для поляка братом»). Далее Розенбаум свидетельствует, что номера газеты с данной публикацией сразу же после выхода в свет были изъяты из продажи и конфискованы, а редактор ее и автор статьи были привлечены к уголовной ответственности, якобы за оскорбление правительства».