История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография

В этом месте Ружицкий счел нужным перевести начатый разговор на другую тему, дабы лишний раз показать, что сказанное его мало интересует, а потому он предложил собеседникам выпить за спокойное будущее всех присутствующих. Предложение сразу же было принято, и в дальнейшем ужин проходил в спокойной обстановке. В ходе его из соседней комнаты к буфетной стойке подошел молодой элегантный человек и, выпив рюмку водки, обернулся. Узнав его, адвокат пригласил его к столу. Тот подошел и, поздоровавшись с Медзинским и Бокшицким, коротко представился Розенбауму: «Гонсиоровский», а тот отчетливо ответил: «Ружицкий». Присев, молодой человек, обращаясь к адвокату в шутливой форме, сказал: «Вот пытался выиграть для вас деньги, но, к сожалению, последние проиграл». «Как это для меня?» — недоуменно спросил Бокшицкий. А Гонсиоровский ему в ответ, все также шутливо: «Собираюсь судиться, вот и хочу выиграть деньги на гонорар для вас…».

После этого молодой чиновник как-то засуетился и хотел было уже откланяться, но, по настоянию Бокшицкого, остался в компании со всеми. Ужин в клубе закончился только к рассвету. Уже расходясь, Медзинский предложил Розенбауму разделить с ними сегодня вечер после службы в баре «Автомат», «так как по четвергам там подают прекрасные фляки». Последний охотно откликнулся на это предложение, но, прикинувшись наивным, сказал, что не знает, где этот автомат искать. Гонсиоровский тут же назвал адрес «Автомата» и добавил, что «это заведение — гордость Лодзи»…

Придя в гостиницу и немного отдохнув, Розенбаум решил пойти к генералу Поплавскому, чтобы от него по телефону поговорить с Корвин-Пиотровским, ибо установленный для задания срок уже истек. На вопрос генерала, что нового в их деле, Розенбаум ответил, что надеется в ближайшие дни поставить на нем точку и попросил разрешения из его кабинета связаться с Варшавой. Генерал охотно это позволил. В разговоре с полковником советник полиции доложил о том, как расследуется дело с лодзинскими чиновниками, подчеркнув при этом, что пока подозрение падает только на одного Гонсиоровского. Медзинский — вне подозрений, а с Окуличем в течение пары дней еще необходимо поработать. Корвин-Пиотровский в свою очередь попросил не затягивать с выполнением задания, так как генерал Розвадовский очень заинтересован, чтобы это дело было разрешено до его перехода на другой пост. В конце разговора он с неожиданным раздражением сообщил, что «кругом все уже открыто называют имя преемника Розвадовского на посту шефа госполиции — молодого и удачливого генерала Корциан-Заморского».

Закончив разговор с полковником и поблагодарив генерала Поплавского за его любезность, Розенбаум пошел в гостиницу, где провалялся остаток дня на диване. С наступлением темноты он собрался и направился в клуб. Народу там было пока немного, и из своих новых знакомых Розенбаум застал здесь лишь одного Гонсиоровского. При первом же взгляде на него чувствовалось, что он не в себе. Воспользовавшись возможностью поговорить с молодым человеком без посторонних, Розенбаум предложил ему выпить по бокалу вина. Сев за столик, он, извинившись, в шутку спросил своего собеседника: «Вы чем-то расстроены? Думаю, что в таком настроении вы вряд ли на адвоката заработаете». После этого вопроса-реплики Гонсиоровского словно прорвало: «Вы, вероятно, знаете, господин Ружицкий, что меня обвиняют в сочувствии к революционно настроенным рабочим. Да, это так, но я не могу иначе, так как знаю, как горька доля рабочего человека. В тех условиях, при которых он живет, у него есть только два выхода: стать «беспробудным пьяницей» или «бунтарем-революционером». Слабохарактерные и эгоисты становятся пьяницами, а сильные духом, думающие не только о себе, но и о других, жаждут революции. Конечно, есть среди рабочих и другие, но и они постоянно осознают шаткость своего состояния. Сам я — сын рабочего. Отец еще за русскими стал работать на городском трамвае вагоновожатым. И тогда, и сейчас он работает не покладая рук, и почти весь его заработок уходит на детей, на то, чтобы дать им посильное образование и помочь выйти в люди. Нас у отца было шесть сыновей и две дочери. Сестры повыходили замуж, мне посчастливилось окончить гимназию и найти неплохое место, братья работают рабочими и лишь младший завершает сейчас обучение в варшавском училище органистов. По окончании его в этом году ему обещано место в Гнезненском соборе… Поэтому, близко зная рабочую жизнь, я не могу осуждать тех, кто хочет ее радикально изменить…».